Карлик пожал плечами.
— Ты прав, — сказала Кара. — Это надо обдумать. Вряд ли Саммастер всегда обладал такой способностью вызывать или подавлять безумие. Иначе он воспользовался бы ею раньше. Должно быть, он узнал о ней в течение последнего столетия, после своего последнего великого поражения.
— А что, если, — сказал Тэган, — страницы фолианта — это журнал его исследований?
— Они могут быть чем угодно, — сказал Уилл. — Пятисотстраничным письмом к Маффину, воспоминаниями о любимом щенке из детства. Он ведь псих, не так ли?
Слова хафлинга явно вызвали раздражение Бримстоуна, он оскалился и сказал:
— Думаю, эти страницы могут иметь большое значение, но они совершенно бесполезны, раз мы не можем прочесть их.
— А что, если сможем? — предположил Павел. — Давайте посмотрим на них под другим углом.
— Что вы хотите сказать? — спросила Кара.
— Я учился на духовника в монастыре Летандера в Гелиогабалусе, а потом еще несколько лет работал там. Это не самый большой храм в Дамаре — в тех местах больше почитают Ильматера и Сильвануса, — но он является довольно престижным местом обучения. Часами трудясь в скрипториуме[3], я заметил, что в некоторых записях бумага и чернила отличаются от других, и я с помощью уловок сумел прихватить с собой эти записи, чтобы потом как следует изучить.
— Даже не взглянув на их содержание? — спросил Дорн.
— Конечно, различия сразу бросались в глаза. Некоторые записи были сделаны на древесной или тростниковой бумаге. Другие — на козьей, овечьей коже или на лайке. На некоторых имелись водяные знаки. Помимо этого, рукописи отличались по оттенку, толщине, выделке и по тому, как мастер разделял листы. То же самое относилось и к чернилам. Внимательно изучив их оттенки и то, как они выцвели или стерлись, можно было определить, из чего они сделаны.
— И что же? — прошипел Бримстоун.
— Все ясно, — сказал Дорн. — Пока Саммастер разгадывал природу бешенства, ему приходилось обновлять запасы бумаги и чернил, а значит, он оставил следы.
— И если мы пойдем по этим следам, — сказал Рэрун, поворачивая свой ледоруб к свету, чтобы проверить, хорошо ли он заточен, — и проделаем тот же путь, что и Саммастер, то, возможно, узнаем то же, что он узнал до нас.
— Ерунда, — сказал дымящий дракон. — Ну и что из того, что он провел какое-то время, например, в Тантрасе? Мы же все равно не знаем, чем он там занимался.
— Может, кто-нибудь вспомнит его, — сказала Кара. — Может, он сам оставил там какие-то подсказки. Или мы просто догадаемся. Предположим, он разгадал секрет, когда-то известный мудрецам, но впоследствии утерянный. Значит, и мы можем найти его там же, изучив древние верования.
Сверкающие глаза Бримстоуна сузились.
— Дайте мне записи, — сказал. Павел. — Попробую в них разобраться.
Дорн вытащил из походного мешка потертый кожаный фолиант. Павел взял его в мерцающем свете факела, сел на круглый выступ сталагмита и разложил бумаги на коленях. После встречи с Бримстоуном он испытывал особый трепет, беря в руки эти записи, хотя до того просматривал их без всякого вреда для себя.
Но опасался он не того, что колдовская тень Саммастера затмит его сознание, а того, что у него ничего не получится.
«Прошу тебя, Летандер, — взмолился он про себя, — сделай так, чтобы я оказался прав. Мы сражались с драконами и демонами, чтобы выполнить задачу, которую ты поставил перед нами, но все это будет напрасно, если мы не сможем выяснить, что делать с этим текстом».
Он внимательно изучил несколько листов, разглядывая и ощупывая края бумаги и ее поверхность, поднося листы к носу, проверяя, чем пахнет бумага и чернила. Спустя некоторое время он кивнул.
— Ну что? — спросил Уилл.
— В целом я нашел, что искал. Эта бумага и чернила скорее всего из какой-то далекой, неизвестной нам земли. Записи же сделаны Саммастером здесь, в нашем северном краю. Правда, все они перепутаны. Здесь рукописи из Флана вперемежку со сложенными листами из Трейсленда. Думаю, кто-то, например Горстаг, уронил папку, страницы разлетелись, и он в спешке собрал их как попало. Листы не пронумерованы, но я попробую сгруппировать страницы по сходству.
