Грандиозный проект замка Адзути вполне соответствовал амбициозным устремлениям Нобунага, но в чем же заключался его подлинный смысл? Был ли Адзути, как предполагали некоторые, выражением «религиозно-философской системы»? Ответ на этот вопрос мы найдем, если исследуем внутреннее убранство замка и его «сценические функции».
Наиболее дерзкая интерпретация дана Наито Акира. По его мнению, «главная башня символизирует стремление Нобунага подчинить себе всю страну». Воззрения Наито не являются ни новыми, ни столь уж поразительными. Действительно, едва ли кто-нибудь не согласится с этим. Однако Наито идет дальше, уверяя, что «Нобунага стремился воплотить в проекте замка Адзути путь неба, превосходящий любые религиозные и мирские институты, существовавшие в Японии, что являлось совершенно новой идеей в политеистической стране. Этот проект отражал его стремление к государству единственного и абсолютного существа, возможно, ассоциируемого с христианским понятием Тэнсю (Небесный Властитель), который является Богом»[294].
Если концепция Наито относительно замка Адзути представляется просто сомнительной, то его интерпретация «мистического символизма»[295] Адзути граничит с абсурдом. Его выводы невероятно смелы, но ошибочны. Во-первых, Нобунага никогда не был идеологом и не проповедовал концепцию «пути Неба» (тэнто). Предположение об этом основывается только на ранних вторичных источниках. Если судить по тому, как Нобунага однажды употребил этот термин, тэнто никогда не был его философией[296]. Таким образом, нет никаких сомнений, что Адзути не был предназначен символизировать столь туманное понятие. Ошибается Наито и тогда, когда полностью доверяет предположению Фройса, что Сокэндзи стал отражением самообожествления Нобунага, и когда заключает из этого, что Нобунага «стремился к государству единственного и абсолютного существа». В связи с этим Наито рассматривал Адзути в качестве предшественника святилища Хококу Дзиндзя и мавзолея Тосёгу, сооруженных для Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу соответственно. Как будет показано в конце книги, представление о Нобунага как о человеке, провозгласившем себя богом на земле, совершенно необоснованно. Третья нить рассуждений Наито взята у Асао Наохиро, утверждавшего, что Нобунага хотел стать над всеми политическими силами и отождествлял себя с идеей тэнка (всего государства). Наито, взяв за основу представления Наохиро и соединив их с историческими сведениями о том, что на различных ярусах главной башни нашли отражение буддийские, даосские и конфуцианские темы, пришел к выводу, что Нобунага стремился «стать выше всех светских и религиозных институтов власти, которые только можно было представить себе в Японии того времени». Даже не учитывая тот факт, что взгляды Асао Наохиро можно без труда опровергнуть, Наито позволил себе сделать безосновательные выводы из того, что является всего лишь эклектичным собранием настенной живописи[297].
Представляется, что, в противоположность Наито, более правильно было бы попытаться выявить в Адзути различные символические составляющие. Во-первых, то было своеобразное самолюбование. Строительство замка началось в начале 1576 года, когда будущее Нобунага казалось безоблачным. Однако за те три года, что ушли на постройку комплекса, Нобунага суждено было потерпеть существенные политические и военные неудачи. Строительные работы в Адзути еще не закончили, когда, как уверяет Такаянаги, «Нобунага практически завершил объединение Японии и имел все шансы стать хозяином всей страны в течение короткого времени»[298]. Вероятно, что военные неудачи, с которыми Нобунага столкнулся в период с 1576 по 1579 год, привели к тому, что строительство шло гораздо дольше, чем планировалось изначально. Как бы то ни было, но Нобунага имел достаточно людей и ресурсов, чтобы воевать и строить одновременно. Современникам это, безусловно, должно было казаться реальным проявлением его могущества.
Во-вторых, строительство комплекса Адзути дало Нобунага возможность показать себя всей стране в качестве покровителя искусств. Подобно многим другим «новым людям» в истории, отсутствие легитимности Нобунага компенсировал четким осознанием того, какую роль играет искусство в создании благоприятного впечатления в глазах других людей. Совсем не случайно, что Нобунага нанял для выполнения работ крупнейшего художника эпохи Кано Эйтоку. В конце концов, искусство могло оказать Нобунага неоценимую услугу. Внутреннее убранство замка Адзути имело не только политическое значение, но и внутренний глубокий смысл: в нем явно читались стремление Нобунага быть признанным в качестве первого покровителя искусств в государстве и одновременно эрудиция и хороший вкус заказчика. Настенная живопись как бы воплощала огромные богатства хозяина и подтверждала, что Нобунага отнюдь не был просто еще одним очередным военным гегемоном.
