Утро было встречено унынием. Коня они лишились. Дорн, спасая Хога, так надорвался, что теперь не мог принять снова человеческий облик, а так как алди ночные существа и солнечный свет для них мучителен, пришлось закутать его сразу во все вещи, чтобы хоть как-то защитить от света.
В том, что случилось, виноваты были все понемногу, так что взаимных упреков не последовало, все старались хоть как-то загладить свою вину.
Поскольку еды было совсем немного, только то, что удалось добыть Котику во время позавчерашней вылазки, в первую очередь стоило заняться этим. Беспомощного алди нельзя было оставлять одного, а Крапиве защита требовалась самой, поэтому Хог разрывался между тем, чтобы пойти на охоту, и защитой лагеря. Следовало чем-то пренебречь, и вскорости северянин начал понимать, что это второе. Достав из сумки кое-какие материалы, Хог принялся сооружать пращу.
От этого занятия его отвлек возглас Яррэ. Хог подобрался, вцепившись в рукоять меча, но, увидев удивленное лицо девушки, проследил, куда указывала ее протянутая рука.
Первым, что увидел Хог, был их конь. Гривастый с самодовольным видом легкой трусцой приближался к лагерю. За соловым робко следовала прекрасная бледно-серебристая лошадка.
Крапива восторженно ахнула.
– Ничего себе! Молодец, Гривастый! Сманил ее с собой!
– А у меня возникает желание переделать пращу в хороший кнут, – пробурчал Хог.
Гривастый в ответ презрительно фыркнул и направился к девушке. Крапива небрежно потрепала его по шее, ее внимание было приковано к эльфийской лошадке. Яррэ подкралась к робко отступавшей кобылице и, ухватив ее за прядку челки, начала гладить, расчесывать пальцами шелковистую гриву и тихонько дуть в ноздри. Кобылица вскоре перестала вырываться и сама напрашивалась на ласку.
– А у нее будет малыш, – определила Яррэ, заглядывая в темные глаза.
– Я думаю, – послышался шипящий смешок из-под кучи вещей.
– Жаль только, что его наверняка убьют, ведь он будет полукровкой, – Яррэ, жалея, нежно погладила мягкую челку лошади.
– А ты продай его какому-нибудь охотнику в Нижнем мире, там он будет на вес золота, – послышался совет алди.
– Охотнику! – ужаснулась Яррэ. – Как же я буду говорить с охотником, ведь он тут же убьет меня!
– Или вон Хогу подари, когда жеребенок подрастет.
Крапива оценивающе посмотрела на будущего хозяина волшебного коня.
Теперь, имея двух лошадей вместо одной, они могли быстрее добраться до более гостеприимных мест.
Хог и Дорн уселись на Гривастого, а Яррэ на Серебринку, так она назвала кобылицу.
Солнце близилось ко второй половине дня, когда впереди показалось что-то напоминающее горы и лес, а Хогу удалось подбить из своей пращи какую-то длинноногую птицу. Они остановились на привал и приготовили роскошный суп.
Северянина обеспокоило то, что алди отказался от еды. Котик все больше и больше впадал в какое-то сонное оцепенение, и Хог стал задумываться о его причине. То, что северянин знал об алди, больше напоминало сказки, которые рассказывают на ночь детям, чтобы их попугать. В человеческом виде Дорн питался как человек, а в алдийском? Кто знает, что едят настоящие алди? Если то, о чем рассказывают сказки, то где ж Хог ему возьмет оживших покойников, кровь вампиров или человеческую? Хотя источник человеческой крови сидел здесь, рядом. Северянин вперил взгляд в собственные запястья, где под кожей вились голубоватые венки.
Крапива знала об алди столько же, сколько и Хог, только ее сказки были докальвийскими, а значит, приписывали алди еще более ужасные свойства.
Сам Дорн уже не мог связно ответить на их вопросы, он только что-то тихо шипел на каком-то странном языке.
– Что он говорит? – Хог попытался разобрать хоть слово.
– Что-то про душу цветов. Что это может быть?
Северянин покачал головой. Не цветочными же духами, в конце же концов, питаются алди.
А их спутник буквально испарялся на глазах, даже сквозь плащи можно было видеть выпирающие кости.
Хог разрывался от собственной беспомощности, желания помочь и осознания того, что он стоит здоровый и сильный и ничего не может сделать для умирающего товарища, никак не может отдать ему часть своей силы.
