Старый уйгур тотчас обмакнул птичье перо в каменный пузырёк, что висел у него на поясе, и тем пером провёл по губам Караван-баши. Раздался голос:
— ...меня надо принести туда, где есть Дахма[118]. Положить меня под стену Дахмы и уходить.
Старый уйгур забеспокоился, не стал использовать птичье перо, а просто влил в сухой рот начальника каравана несколько капель тайного настоя. Караван-баши вдруг открыл глаза. Большие, бешеные, нездешние. И голос его пошёл наружу тоже злой, не его голос:
— Я начальник каравана говорю вам. Когда пойдёте из Индии назад, не ходите старым путём, каким идёте сейчас. У старой крепости поворачивайте на восток, ищите древний Путь паломников, по которому из Китая давно ходили в Тибет... Но идите по нему не в Тибет, а в Китай...
— Зачем нам идти вглубь Китая? — перебил умирающего Бео Гург.
А тот и не слышал вопроса. Голос его звенел. Казалось, вот-вот порвётся тот голос:
— Идите обратно Путём паломников и спрашивайте, где горы Алтай. Идя мимо этих гор, вы попадёте домой, — голос у Караван-баши стал грубым. Он ещё раз повторил «домой», и глаза его захлопнулись тёмными веками.
Проня протянул руку, хотел пошевелить Караван-баши. Старый уйгур локтем отбил в сторону Пронину руку, зло прошептал три слова. Бео Гург вытолкнул Проню из-под чёрного полога:
— Хочешь вместо старика искать его Дахму, балда псковская?
Проня оглянулся. Та часть охранного отряда, что не сторожила коней, стояла полукругом у чёрной палатки к ней спинами. В палатке тихо заговорил старый уйгур.
— Верблюда начальника каравана! — шикнул из темноты Бео Гург.
Молодые мергены будто знали, чем кончится такое тайное волшебство. Перед ошалелым Проней они быстро провели к чёрному пологу старого верблюда Караван-баши.
То, что потом увидел Проня, колотило его неделю. Неделю не мог есть мужик! Караван-баши при закрытых глазах, не сгибая ног в коленях, вышел из-под чёрного полога. Мёртвый вышел! Старый уйгур возле его верблюда согнул спину и встал скамейкой. Бео Гург легонько поддержал Караван-баши. Тот ступил на спину согнутого колдуна. Бео Гург перекинул тело начальника каравана между горбов и стал прикручивать его верёвками к верблюжьей спине так, чтобы упокойник не упал. Уйгур-колдун взялся за узду верблюда, свёл его с дороги в прогал меж двух низких холмов и три раза ударил острой палкой. Потом ту палку он всунул в мёртвую руку Караван-баши, а сам быстро вскарабкался на дорогу.
И верблюд пошёл, пошёл прямо, не выбирая где кусты, а где камни.
— Господи, пронеси меня, грешного! — закрестился Проня.
На плечо Прони опёрся Бео Гург. С него стекал пот, как с крыши дома во время дождя!
— Надо ждать, пока верблюд не повернёт вон за ту правую сопку, — тяжело выдохнул Бео Гург. — Там стоит Дахма... Проследи, а? Я устал... полежу.
Проня кивнул, согласился, но тут увидал, что молодые охотники освобождают от поклажи молодого крепкого верблюда и, постоянно кланяясь, подводят его к старому уйгуру. Верблюд покорно улёгся на дорогу, колдун влез на него и велел животному подниматься.
В Проне взыграло купцовское нутро:
— Куда ты, старик? Верблюда нашего — куда?
Ответил Проне не старик, а Тихон-мерген:
— Проводит мёртвого в Дахму. Верблюда заберёт себе. Его обычай, его обряд. Или ты сам проводишь своего мёртвого в Дахму?
— Провожу, — упёрся Проня. — Я старика уважал. Лошадь мне подгони...
Тихон начал было протестовать. Но тут подал голос Бео Гург:
— Дай Проне лошадь, Тихон. Проня по крови предков из той же породы. Они раньше поклонялись огню алтаря Дахмы...
* * *
Сложенная в стародавние времена из хорошо тёсаных валунов, Дахма на десять человеческих ростов широким конусом поднималась к небу в пустынной тишине гор. Она была похожа на жерло вулкана. Старый вулкан Проня видел, когда ещё отроком ездил с отцом в страну Италика. Там они за немалые деньги поднимались к жерлу вулкана именем Везувий. Жутко было смотреть вниз и знать, что в любой миг оттуда, как из преисподней, вырвется пожирающее пламя.
Из каменного жерла Дахмы вдруг вырвался к небу огненный язык и тут же опал. Верблюд, который вёз тело Караван-баши, два раза оступился, чуть не кувыркнулся, но удержался на спуске к старой, хорошо набитой дороге.
