— Тут ведь так: не хочешь жить — не живи. А мы хотим. Подумай над этим, Старец, — громко говорил Книжник, зацепив обрубком левой руки белобородого Старца за шею, а лезвием ножа в правой руке упираясь ему в ребро. Говорил он по-арабски, но слова его складывались в гибельную тональность.
Бео Гург волок Старца под защиту куреня, а Караван-баши стоял на месте и громко кричал в сторону всадников грозные, ругательные слова. Проня на всякий случай пальнул из пищали, свинец постриг траву прямо под ногами монгольских коней. Кони рванулись в степь, всадники на них завизжали и завыли. Толстый человек, контайша Зайсан, упал, спрятался за бортом повозки.
Караван-баши, увидев, что Книжник и Старец скрылись за тюками куреня, смело подошёл к повозке контайши.
— Ты большой начальник и мудрый человек, — сказал Караван-баши. — Ты понимаешь, что в этом мире можно ошибаться хоть каждый день. Я пришёл под твою руку без оружия, в плен. Я важный человек у русских купцов, моё звание Му Аль Кем. У тебя важный человек вон тот, седобородый, дядя нового хана этих монгольских земель. Его, ты видел, уважительно укрыли в нашем стане. Мы обменялись важными людьми, контайша Зайсан. До тех пор пока рождённая между нами ложь не превратится в правду.
Из всего сказанного лишь весть о новом хане заставила контайшу поднять голову над бортом повозки:
— Как зовут нового хана наших земель?
— Урген Тай, да пребудет с ним сила и пусть не иссякнет молоко у его кобылиц!
Здоровый, высокий воин, охранник контайши, больно уколол начальника русского каравана копьём в бок и прорычал:
— От кого ты узнал эту дурную весть о новом хане? Нам её не привозили!
— Да, да, — поспешно подтвердил контайша Зайсан, — Нам эту весть не привозили. И, шайтан вас забери, воины, свяжите этому пленному руки и ноги!
Здоровенный воин сразу накинул на голову Караван-баши волосяной хомут, но тот ловко продел в петлю руки и быстро снял опасную удавку с горла.
От русского купеческого куреня заорали. Орал Проня, как самый голосистый:
— Му Аль Кем! Му Аль Кем! Старец спрашивает, есть ли на шее у воина, который тебя колол копьём, толстый рубец на шее? Там, где левое ухо? — Проня орал по-русски. Кто здесь его поймёт?
Здоровенный воин старательно вязал сзади руки Караван-баши. Пониже левого уха на его шее багровел толстый рубец.
— Есть! — крикнул в ответ Караван-баши.
— Тогда наша война уже закончилась!
От русского куреня в сторону монгольского отряда свободно зашагали и Книжник, и дядя нового хана.
* * *
Здоровенный воин, что имел отметину на шее, крепко связанный, катался по земле и дико выл.
Контайша Зайсан не вылез из своей повозки, а так внутри её и сидел, угрюмо и задумчиво жевал полоску вяленого конского мяса.
— Мы ищем справедливости, о, великий наместник этих земель, — говорил жующему Бео Гург. —Поэтому просим тебя — отправь в ту сторону, откуда мы пришли, своих людей. Они обернутся за двадцать дней! И подтвердят наш рассказ о преступлении твоего воина с отметиной на шее. Он бросил умирать от голода свою жену и детей.
— И своего отца, великого целителя Омара Улуя! — добавил Старец.
Контайша Зайсан достал из своего мешка новую полоску копчёной конины и снова стал жевать. Он не отвечал.
Караван-баши, которому Проня принёс в широком горшочке кашу со свиным салом, мотнул Проне головой:
— Иди в курень. Там приготовься стрелять быстро. По-моему, разговоры кончились.
Бео Гург хотел говорить контайше далее, но заметил отмашку руки Караван-баши. Да, разговоры кончились. А кочевники эти... Что за народ? Бросили переговоры, расселись жрать... Хотя если подумать, им-то что, простым воинам? Им хорошо поесть — как награда. Сейчас поедят, потом раздербанят неизвестный караван.
Вдруг всё в стане кочевников взметнулось мигом. Замелькали сабли, вздыбились пики, по-над озером разнеслось кряхтение, хрипение, стон. Бео Гург лишь успел заметить, как голова контайши Зайсана, пока летела из повозки на землю, продолжала жевать. И снова стало тихо. Половина воинов лежала мёртвой у костров, их уже лишали сапог, халатов, оружия. Живые двигались быстро, смеялись весело... А ведь вместе только что ели!
