Конец марта 1775 г. от Сошествия
Мелисон, Лаэм (королевство Шиммери)
— Давай улетим, — сказала Низа.
После ужина сидела на балконе, смотрела на скалы в розовом свете закатного солнца, слушала хармоново тревожное молчание (а молчал он о том, как не хочется, как, тьма сожри, не хочется иметь во врагах Второго из Пяти) — и вдруг сказала так, будто этими словами дается ответ на все возможные вопросы:
— Давай улетим.
Хармон подождал, не будет ли продолжения. Его не было, и Хармон запоздало хохотнул.
— И куда ж мы полетим, а?
— Куда-нибудь, — сказал Низа.
— А чем мы там займемся?
— Чем-нибудь.
Он снова подождал — не засмеется ли девушка. Нет, она в своих словах ничего смешного не видела.
— Ха-ха, — осклабился Хармон. — Это ты прекрасно выдумала — куда-нибудь, чем-нибудь. Завидую я вам, молодым!
— Что я сказала не так? — ощетинилась Низа.
— Да то, что думать надо наперед! Сначала думать — потом делать, а не наоборот. Сбежим мы отсюда — наживем сильного врага. А у меня, чтобы ты знала, и в Южном Пути враги имеются. Значит, ни Южный Путь, ни Шиммери нам не подходят. В Литленде война, в Рейс тоже нельзя — сама догадайся, почему. Этак мы еще в воздух не поднялись, а треть Полариса уже вычеркнули.
— Осталось две трети, — сказала Низа.
— Потом, как туда долететь? Это ж не просто — взлетел и пошел. Надо каждый день садиться, ждать нужно ветра, пополнять запасы. А где садиться, чтобы ни бандитам, ни шаванам, ни Второму в лапы не попасть?
— Сверху далеко видно. Найдем место.
— А когда прилетим туда, куда ты хочешь, — на что там жить будем? За поместье много не выручишь, если продавать в спешке. Небесный корабль никто кроме Второго не купит. Вот и будут только те деньги, что у меня накоплены, а их осталось всего-то…
Осталось их тысяча двести эфесов, и Хармон вовремя сообразил не называть сумму вслух. Сумма эта в двести сорок раз превышает цену самой Низы. Не стоит обозначать ее словом «всего-то».
— …не так уж много. На пару лет хватит, а там и все. Как жить, спрашивается?
— Проживем, не пропадем.
— Вот молодежь!.. Ну, и куда же ты хочешь податься?
— Говорят, в Альмере неплохо. И в Короне тоже.
— В Короне теперь Ориджины, они твои враги.
— Не знаю. Они мне вреда не причиняли.
Хармон всплеснул ладонями:
— Вот же святая беспечность! Знала бы, как я тебе завидую. Взять вот так и бросить все, ни о чем не думая…
— Что — все? — спросила Низа.
— Ты о чем?
— Что ты не можешь бросить, славный?
— Да говорю же — все!
— Ну что — все?
— Тьма тебя сожри, сама что ли не понимаешь? Поместье — раз. Деньги за шар — два. Саму жизнь — три. Все только наладилось, устроилось — как тут, понимаешь…
Низа отвлеклась от заходящего солнца и цепким взглядом впилась в лицо Хармона.
— Славный, я тебя полгода знаю. Ты многое имеешь, но я не замечала, чтобы ты хоть что-нибудь ценил.
— Вот это придумала!..
Низа смотрела с полной уверенностью, и слова застряли в горле Хармона. Он стал мысленно перебирать. Чертов шар ценю! Нет, не ценю, купил для Низы и для денег. Тогда — ценю Низу. Да нет, тоже не очень, если разобраться. Приятно об нее самолюбие потешить, но чтоб ее саму, как человека… Только дважды вспыхивала искра — когда поссорились и когда шар сорвался. В остальное время — холодно. Тогда — деньги ценю. Я торговец, тьма сожри! Как мне не ценить монету?.. С ужасом Хармон понял, что и здесь промашка. Это раньше он деньги ценил! Раньше за две тысячи эфесов продал бы что угодно не задумываясь — и шар, и Низу, и мать родную! А теперь сомневается вот, колеблется. Нет уже той беззаветной любви к деньгам, и без нее — пусто и страшно. Если даже не деньги, то что же ты любишь, Хармон Паула?!
