— Мы хотил троём, броте. Ой, не помнит моя. А Сашка баяна икрал.
— Ясно. Тем не менее, ответственность, с Истомина, не снимается!..
Словом, Доулбаева, Воровайко и Задерино-гу, как явных преступников, взяли под стражу. И увезли на Иркутскую гарнизонную гауптвахту. Тогда как Истомина, временно, оставили в распоряжении Кукуева. Поскольку его «преступление» являлось «должностным». Иными словами, пока было неясно, как с дневальным поступить. А то, что наболтал пьяный Доулбаев, — еще не основание, чтобы засадить человека за решетку. Пусть, лейтенант пока сам разбирается с подчинённым. И в случае признания, передаст «молодого», куда следует.
И еще. (Санька Истомин, примерно, так представлял «планы» руководства). Вышестоящему начальству, об инциденте, знать вовсе не нужно. Для чего полковнику лишняя головная боль?.. Более того, благодаря связям с военной прокуратурой, на воров можно свалить и ранее краденное, и схапанное после данной кражи. То есть, собственное воровство списать на солдат. Кстати, можно навариться, еще и на другом. А именно, — на выкупе. Ведь, никто из подельников не захочет, по тюрьмам, сидеть. Вот пусть и платят, как говорится, за столь желанную, свободу бабки!..
Однако чтобы провернуть всё это, необходимо вырвать признание у «бойцов». Сколько и как украли; кто еще участвовал в деле, и тому подобное. То бишь, — чем больше вины и участников, тем только лучше. А посему, усилия, прежде всего, начальство приложит, именно в данном направлении. С необходимыми же документами, (в т. ч., и о возможном «освобождении»), всё, как-нибудь, да уладят потихоньку...
.Едва «проверяющая комиссия» удалилась, Кукуев, волком, глянул на Истомина.
— Сейчас, вместе со всеми, срач свой будешь убирать! А потом.
— А почему он мой?.. Выпил-то всего 100 грамм, и уснул.
Летёху, аж подкинуло.
— Дежурный, и «уснул»!.. А на склад, значит, не лазил?! Чистенький!
— Бог с вами, товарищ лейтенант! Зачем воро-вать-то?
— Ничего не видел, ничего не знаешь! Ловко это, у тебя!
Санька плечами пожал.
— Но ведь, и вы ничего не видели.
Кукуев побагровел на морозе.
— Молчать, солдат!.. Кто еще фарш колбасный таскал?!
— Я же сказал: уснул, ничего не знаю.
— Довольно!.. — и лейтенант повернулся к «бойцам» — Быстро наверх! Всё вылизать, да так, чтоб блестело!..
На уборку ушло три часа. После, Кукуев, с дембелями, повели Саньку вновь на улицу. Причем, летёха приказал, чтоб провинившийся был в полной военвыкладке. А это ватные штаны, валенки, ватник, бушлат и сумка с индивидуальным запасом.
Спустились вниз. Мороз стоял под 45 градусов.
Лейтенант злорадно заорал:
— Боец, — кросс 15 километров вокруг казармы! Быстро!
И Санька, в полной «амуниции», рванул, что есть мочи.
Казарма была длинной. Один круг, второй, третий, четвёртый, десятый. Вскоре, «молодой» потерял счет этим бесконечным кругам. Мороз обжигал лёгкие; у рта и носа образовалась наледь. Истомин задыхался от быстрого бега, страшно вспотел. И хорошо, что был физически крепким: несмотря на усталость, упрямо, не сбавлял взятой скорости.
Однако, к концу первого часа, в валенках и тёплой одежде, измотался страшно. А бежать-то оставалось, еще не менее семи километров. Но Истомин, всё равно, не хотел показать своей слабости. Превозмогая себя, делал всё возможное, чтобы, не дай Бог, Кукуев посмеялся над ним.
Последние километры, Санёк выжимал, из себя, на пределе возможностей. Пот лился градом, от взмокшей одежды — шел пар. Ноги уже заплетались; солдат мог, в любое время, просто упасть. Наконец, из казармы вышел Кукуев. И подленько лыбясь, демонстративно, посмотрел на часы.
— Что ж, неплохо, неплохо. Хотя, можно было б и побыстрей!.. Ну, что боец, вспомнил, с кем на склады за фаршем ходил?
Санька тяжело дышал. Сердце колотилось так, что готово было грудь проломить. Однако
взял себя в руки, и, чуть успокоившись, ответил:
— Нет, товарищ лейтенант. Не вспомнил. Я же говорил, что тогда уснул.
— Ну-ну. А ну-ка, скидывай с себя бушлат и ватник!
Истомин подчинился. Сбросил тёплую одежду, оставшись в одной сырой гимнастёрке. Мороза он пока не чувствовал, потому как, телу было жарко.
