Первый секретарь смешался.
— Но хотя б, не афишируй своё чадо. Неудобно как-то. И вообще.
— Не беспокойтесь! — горько усмехнулась мать. — Как Ньюргун не нужен никому, — так и весь Вилюйск ему не нужен! Обойдёмся!.. Однако вспомните еще о нём! Сердцем чувствую, что вспомните!
Получив такой отпор, главный коммуняка сдался.
— Что ж, ладно, ладно. Получишь комнатку. Но только. будь потише.
— До свиданья! Мне еще ребёнка нужно покормить!
— Ну, смотри сама. Зря в Хампу не едешь. Завучем бы там работала.
И первый секретарь, не солоно хлебавши, покинул помещение.
.Шел мелкий дождь. Мать, — с Ньюргуном на руках, — вышла из роддома. И никто Снежану не встречал: — ни родители, ни «верные» друзья, ни тем более, «счастливый муж» с цветами. Сердце, от глухой обиды, вмиг заколотилось. «Ну, и пусть! Как-нибудь переживу!.. Главное, что у меня есть сын, а остальное — ерунда на масле! Выращу его, что все еще и позавидуют! Ну, разве виноват, бедняга, что родился негром?.. Эх, люди, люди! До чего же вы безжалостные! Ненавидите и презираете. И смеётесь, — и глумитесь над чужой бедой.».
Окольными путями, добралась до общежития. Здесь её, пока никто не знал. Взяла ключи. На первом этаже, открыла свою комнатку. И внесла ребёнка.
В комнате была кровать с матрасом. Приготовлено постельное бельё. Стояли стол и пара стульев, шифоньер. Вот, собственно, и всё.
Проснувшийся Ньюргун заплакал. Положила сына на кровать. Развернув одеяльце, села рядом. И принялась кормить. «Какой же он красивый, милый! Негритёночек родной! Будущий орёл, однако! А реснички дли-инные!.. Что ж, — пускай и не якут! Ведь не это главное!.. Главное-то, чтобы человеком стал хорошим! Мать, под старость, поддержал и внуков подарил!..».
Снежана, тут же, спохватилась: «Ой!.. Так, опять же, пойдут негры!! Представляю, что случится! Африканцы ходят по Вилюйску! Нет, точнее, — полуафриканцы!.. Но тогда, вопрос: национальность сыночки? Что в свидетельстве-то о рождении напишут?! Конголезец?!..».
От жутких мыслей, закружилась голова. Отвлёк, лишь горький плач Ньюргуна.
— Ню, стё у нясь опять? Ведь покусяль, влё-де!.. Надо, тепель, баиньки! Спи, родной!
И Снежана принялась укачивать ребёнка, напев ая колыбельную:
Кыра, кыра, кып кыра... Манны, манны, мап манна. (Маленький здесь у меня.).
Неожиданно, — в дверь кто-то постучал.
— Кто там?
— Твоя мама. Открой, пожайлуста!
Снежана, положив Ньюргуна, нехотя, но отворила.
Женщина заволновалась.
— Еле ведь, нашла вас, дочка! В роддом ходила, — говорят, ушла!
— Адрес там и дали. Я — сюда.
— Что молчишь-то? Обиделась, выходит?
— Нет, мама. Думала, что никому уж, не нужна!
— Ой, ты, глупая! Да разве, мать оставит дочь и внука!.. Покажи его скорей!
Дочь пропустила женщину к своей исконной гордости.
— Ай, симпатичный-то какой, однако!.. Только черный. Как, хоть назвала?
— Ньюргун!
— Молодец! По-нашему!.. Плачет часто?
— Да, вроде, нет.
— Нелегко, одной, растить придётся!
— В общем, помогу тебе. Только бы, отец не знал, об этом, ничего.
Словом, мать, — незаметно от собственного мужа, — стала ежедневно приходить. На то она и бабушка, дабы оказывать поддержку «молодой семье»! Снежана, ни за что б, не справилась, поднимая, в одиночку, бедного ребёнка. Никакого опыта, ни денег, ни подруг. Ньюргуна не на кого было, даже, и оставить, если куда выйти нужно!.. Окромя того, — пелёнки, распашонки, детская кроватка, и так далее. Это ж, надо всё купить; а бельё, еще стирать и гладить! Да и дочь, сама, должна чего-то кушать, одеваться. Получается: забот и дел невпроворот!.. Тем не менее, ребёнок, — хоть и трудное, но счастье. И с этим, не поспоришь, дорогой товаристар.
Для Снежаны наступило время, полное тревог и радостей.
.Минуло четыре года.
Негритёнок рос здоровым мальчиком. И весьма забавным, шустрым. Волосы курчавые, зубы крупные и белые; широкая, открытая улыбка. Очень добродушный, славный. Подошвы и ладошки светлые, по сравненью с телом. И глаза совсем не узкие!.. Мать нарадоваться не могла такому чуду!.. Однако на людях с парнишкой, — так, до сих пор, и не показывалась. Из ложного стыда. За пределы общежития, Ньюргун, практически, не выходил. Если только, иногда, во двор. А когда болел, — вызывали, чаще, неотложку.
