— Конечно! — услышал я ответ деда. — Кем же ему еще быть?
— А как писали его имя? — поинтересовался кто-то.
— Звучит как Оберти́н с «Au» в начале и ударением на конце, а это по-французски. А Фредерик? С «k» на конце или только «с»?
Потом я услышал, как кто-то встал, прошел через зал, открыл шкаф, что-то вытащил и с глухим стуком положил на стол.
— Вот хроника нашего села, — послышался голос француза Диманша, затем зашелестела бумага. — Она начинается с мая тысяча семьсот семьдесят второго года. Имя Фредерика должно быть в самом начале. Вот оно, прямо на первой странице: «Прошел месяц с тех пор, как наш первый судья Фредерик Обертин, который привел нас в Банат, во время сильного дождя перед собравшимися почтенными персонами и инженерами из Темешвара и в присутствии Его Сиятельного Превосходительства Барона обратился ко всем нам, ожидающим на границе села, чтобы вступить во владение своими домами: „Добро пожаловать в Трибсветтер! Трудитесь усердно и размножайтесь, тогда у нас будет здесь будущее!“»
— Не обязательно читать нам всю книгу. Как написана его фамилия? — спросил дед.
— Обертин, на «О».
— Ну вот, — воодушевился дед. — А имя?
— Последняя буква «k», а не «с».
Бургомистр застучал кулаком по столу. Ему пришлось стучать изо всех сил, чтобы люди умолкли и послушали его.
— Братья, мы ведем дела с венграми, болгарами и румынами. Даже с евреями. До недавних пор цыгане латали нам кастрюли, и сейчас мы отдаем точить ножи этому цыганенку, Сарело. Здесь живет даже один серб, и некоторые из вас носят костюмы, сшитые его женой. Но все это никак не меняет того, что мы, хоть и были лотарингцами, эльзасцами, французами и немцами, все-таки стали швабами. Прошу проголосовать по поводу моих предложений. И чтобы в мае устроить праздник освящения знамен.
Тут вступил отец Шульц:
— Я всех вас знаю. Многих из вас я крестил, конфирмовал и венчал. Как и многих ваших детей, которым, возможно, вскоре предстоит отправиться на войну за наше дело. Поэтому мне сейчас нелегко сказать, что я как служитель Господа считаю эту войну необходимой. Нас возглавляет лучший полководец всех времен, поэтому и с Божьей помощью она скоро завершится нашей победой. Хайль Гитлер!
Задвигались стулья, и Гитлера стали восхвалять сначала отдельные голоса, а потом целый мужской хор.
Сквозь этот гвалт я отчетливо услышал голос отца:
— А вы хорошо подумали, что будет, если война придет к нам? Легко хотеть войны, когда она в Польше. Но кто будет заботиться о земле, если все наши сыновья уйдут? Я вас не понимаю, может, потому, что никогда не был одним из вас. Но я знаю, что для меня моя земля важнее вашей войны. Я крестьянин, а не солдат, так что мне на вашего лучшего полководца…
Дальше я не прислушивался, потому что на улице показалась Катица, босая, как и я, волосы заплетены в косички. Она поймала курицу, успевшую выскочить из мешка, и принесла ее мне. Не говоря ни слова, вытащила из сумки толстую нитку и привязала один конец к шее курицы, а другой — к моей ноге.
— Вот так, теперь курица никуда от тебя не денется, — сказала она по-румынски.
Я прижал указательный палец к губам, чтобы она замолчала, и пригнулся пониже.
— Мужчины говорят о войне, — прошептал я.
— Мой папа тоже все время говорит о ней. Говорит, что для сербов это плохо кончится, — ответила она.
— Ты Катица-сербка? — спросил я, будто и так не знал.
— Я относила платье заказчице домой. А ты Якоб? — спросила она.
— Якоб Обертин.
Курица мирно копошилась на другом конце нитки, я медленно согнул ногу и притянул птицу к себе. Отвязал нитку, взял курицу под мышку и выпрямился.
— Куда ты носишь этих кур?
— Рамине. Это ей за мои рождения.
Катица засмеялась:
— Сколько же их было у тебя?
— Два. Хочешь, пойдем со мной?
Сунув курицу в мешок, я закинул его на плечо, и мы вместе пошли к Цыганскому холму. На этот раз у меня получалось почти все: я сумел перепрыгнуть через яму и сам донес мешок до вершины холма. Правда, весь взмок и никак не мог отдышаться.
— Что с тобой? — спросила Катица.
— У меня слабая конституция.
— Что такое «конституция»?
— Так говорят темешварские врачи и Непер. Это значит, что ты болеешь больше, чем не болеешь.
