Заместитель Дика Уэлси делал все возможное, чтобы помочь новому шефу. Но часто Берту хотелось бежать подальше от этого шикарного кабинета и проблем, в которых он разбирался не лучше собственной секретарши.
Когда капитан Лухас из Валенсии попросил его приехать, Берт обрадовался. Он горячо благодарил капитана и судьбу, и лишь опустив трубку, понял, что радуется необходимости оторваться от дел, а не возможности вновь обрести Мону.
Он довольно просто смирился с мыслью о потере жены и мысленно установил себе срок: с начала следующего года он официально признает себя вдовцом. Восемь месяцев - достаточный срок, чтобы понять: не возвращается тот, кто не может или не хочет вернуться.
Время, прошедшее после турнира в Барселоне, оказалось настолько напряженным, что у Берта не оставалось сил даже для личных эмоций. Пропажа жены, лечение в клинике, смерть отца, лавина обрушившихся проблем, связанных с руководством компанией, мешали ему задумываться над собственной жизнью.
Как никогда Берт чувствовал себя одиноким и злым. Он не собирался прощать Клер и не верил, что Мона мертва.
- Мы обнаружили в одной из частных клиник женщину, подходящую по описанию на миссис Барроу. - Сказал капитан. - Она была сильно изувечена и не помнила ничего, что с ней произошло. За пределами досягаемости памяти больной оставалось и все её прошлое.
- Откуда же вы взяли, что эта женщина - моя жена?
- Из её собственных утверждений. Уже два месяца она находится на излечении в клинике "Тесса" и называет себя Моной Барроу.
- Благодарю вас, капитан. Завтра же вылетаю.
Профессор Салливен волновался. Хотя невропатолог, курирующий больную, находил в состоянии её психики заметные улучшения, у профессора было достаточно оснований предполагать. что визит мистера Уэлси окажется напрасным. Действительно, силы и память постепенно возвращались к молодой женщине. Она уже могла самостоятельно совершать прогулки по парку, но старалась держаться подальше от других пациентов. В "Тессе" действовал раз и навсегда установленный порядок: инкогнито пациентов поддерживалось неукоснительно, а общение между ними деликатно пресекалось.
Миссис Барроу аккуратно соблюдала все предписания докторов, ничего не требовала и терпеливо сносила физические и душевные муки, связанные с сеансами психотерапии. На этих сеансах невропатологу удавалось раз за разом все глубже внедряться в память пациентки, выуживая из неё отдельную информацию о прошлой жизни. Она охотно, но очень немногословно рассказала о победах своего мужа и его многочисленных травмах, а также о том, что часто бывала несправедлива по отношению к Берту, его друзьям и профессии. От помощи гипноза в восстановлении отдельных моментов её прошлого Мона категорически отказалась.
- Я помню все, что хотела бы вспомнить. Согласитесь, доктор, вы бы и сами не отказались вымарать кое-что из своей памяти. Как и любой другой человек. Будем считать, что мне повезло. - Сказала она.
Когда миссис Барроу сообщили, что её муж отрекся от гоночного спорта ради сохранения её душевного спокойствия, она очень погрустнела. "Берт очень хороший муж. Любая может позавидовать мне", - заметила она и промолчала целый день.
Салливен не помнил, чтобы судьба какого-то пациента вызывала такой интерес о персонала клиники. За состоянием больной из палаты № 9 следили не менее внимательно, чем за развитием сюжета популярного телесериала.
Посмотрев ещё раз на кассету с первым фильмом Моны Барроу "Молчание", Фернандес решил, что психика молодой женщины была не совсем в порядке уже в те времена - девять лет назад. Зато её лицо он теперь мог бы узнать из тысячи хорошеньких женщин.
И вот наступил день, которого обычно с трепетом ожидают все пациенты, сделавшие лицевую пластику. Заботясь о своей внешности, они совсем не думают о том, что снятие повязки - ответственный экзамен для хирурга.
Конечно, то, что скрывали бинты, было известно Салливену и Вальехо, как свои пять пальцев. Нижняя часть лица была делом рук Вальехо, носом и глазом занимался профессор. А процессы приживления, рубцевания, стягивания они наблюдали этап за этапом, внося необходимые коррективы.
