— О, милосердный Боже! — прошептала она, прижимая ладонь к губам. — Я убила его!
В ужасе Сесил приложила дрожавшие пальцы к его шее и, затаив дыхание, нащупала пульс. Обнаружив, что Рэнд еще жив, она с облегчением склонила голову на руки.
Когда он придет в себя, у него будет страшная головная боль, подумалось ей.
Закусив губы и откинувшись на подушки, она решила ждать. Секунды казались ей часами, пока она молча глядела на него в надежде, что он очнется. И вот наконец из его груди вырвался стон, отчего Сесил еще сильней закусила губы.
Осторожно склонившись над ним, она отбросила прядь волос со лба и нащупала шишку.
— Рэнд… — прошептала она. — Рэнд, вам очень больно?
Он медленно поднял руку и прикоснулся к своему виску. Поморщившись от боли, он перекатился на спину и застонал.
— Что произошло? — спросил он хриплым голосом.
— Я, кажется, вас ударила.
Рэнд поднял голову, страдальчески прищурив один глаз.
— «Кажется»?
Она попыталась улыбнуться.
— Ммм… я думала, вы грабитель.
— Чем вы меня ударили? Кузнечным молотом?
Сесил криво усмехнулась:
— Нет, это просто мой «друг»-пугач. — И она показала его. — Мой младший брат, Тони, — полицейский. После смерти Дентона он настаивал, чтобы я держала в доме ружье. Я не решилась — из-за детей, и он подарил мне эту игрушку.
Рэнд с сомнением посмотрел на «игрушку», эффект от которой оказался вовсе не игрушечный, затем откинул голову назад и прикрыл глаза рукой.
— Слава Богу, что у вас в доме нет ружья.
Он полежал еще немного, собираясь с силами, чтобы подняться. Если бы не страх, что голова у него расколется, он бы, наверное, расхохотался. Подумать только, примчаться из больницы, чтобы чем-то ей помочь, как будто такая женщина может нуждаться в помощи.
Но мысль эта была для его души не более утешительной, чем удар по голове — для тела.
Чувствуя, что в нем не нуждаются и ведет он себя глупо, Рэнд приподнялся, опершись на локоть.
— Мне, пожалуй, пора домой. — Но в глазах у него потемнело, и, приложив руки к вискам, он откинулся назад. Голова болела, в ушах стоял звон, и казалось, что кости его размягчились.
Сесил, как ни плохо разбиралась в болезненных симптомах, заметила, как он побледнел.
— Вас тошнит?
Рэнд застонал.
— Нет, — пробормотал он, хотя и не был в этом уверен.
— Иногда такие вещи происходят при сотрясении мозга.
— Да, я знаю.
Извиваясь как червяк, Сесил наконец-то вытащила свои ноги из-под его тела. Невзирая на боль, она склонилась к нему.
— Нельзя ли что-нибудь для вас сделать?
— Спасибо, все, что вы могли, вы уже сделали.
— Гм… да, но все-таки…
— Нет, — резко сказал он, затем добавил более любезно: — Посидите минутку спокойно, пока у меня не прекратится головокружение, и я пойду домой.
Она вспомнила про пакет со льдом, который Рэнд приготовил для ее щиколотки, и стала искать его в складках одеяла.
— Лед поможет вам, — сказала она, прижимая пакет к его виску.
Вздрогнув от ледяного прикосновения, Рэнд положил свою руку на руку Сесил, прилаживая компресс к пострадавшему месту. Хотя лед почти растаял, сам пакет был еще холодным. Вздохнув, Рэнд закрыл глаза и расслабился.
Сесил заметила, что его рука так и осталась лежать на ее руке, но в данный момент больше была озабочена состоянием Рэнда и шишкой, появившейся у него на голове. Она сидела тихо как мышь, не отрывая взгляда от его лица. Когда щеки у него постепенно зарозовели, Сесил вздохнула с облегчением, но продолжала молча наблюдать за ним.
Через некоторое время боль в щиколотке заставила ее вытянуть ногу, и, так как другого места не было, она поместила ее рядом с Рэндом, продолжая одной рукой держать холодный пакет у его виска; на другую руку она облокотилась. В таком положении фигура Рэнда оказалась в поле ее зрения. Ей было видно, как ритмично вздымалась его грудь, — очевидно, он задремал. Она слабо усмехнулась, вспомнив, что врачи обладают способностью моментально засыпать. Этому их научила медицинская практика, когда для сна удавалось выкроить лишь мгновения. Сесил не стала его будить, зная, что справиться с болью легче во сне.
Влага растаявшего льда потекла по его лицу, и Сесил осторожно вытерла ее, пока она не замочила шею. Прикоснувшись к виску, она пришла в ужас от размера вздувшейся шишки, и горькое раскаяние сжало ей горло. Рэнд тихо застонал и положил щеку на ее ладонь.