— Извини, — шепчет Гид. Но через несколько шагов раскачивает сумку в другую сторону. Снова раздается глухой звук. — Ой, извини… еще раз, — шепчет он и слегка поглаживает сумку.
Каллен и Николас наблюдают за ним из дверного проема. Каллен раздраженно несется по коридору.
— Нельзя разговаривать с сумкой, дубина, — шипит он и, не прилагая ни малейших усилий, взваливает ба- ул на плечо. — Если у тебя все в порядке, — шепчет он, — ничего не говори.
Сумка молчит. Гиду слегка неприятно оттого, что не он несет Пилар, но он утешает себя мыслью, что слишком бережен. К тому же, он носил ее на руках вчера вечером. И тогда, при тех обстоятельствах, она вовсе не показалась ему слишком тяжелой.
Клетки не являются проявлением жестокости
Проходят дни, а Пилар с ним не разговаривает. Она всегда здоровается, что в некоторой степени ухудшает дело, ведь понятно, что она видит Гида. Видит и пред- почитает не общаться!
Ему ненавистна мысль, что Николас прав. Да и мне тоже. Все эти разговоры о «весовых категориях» совершенно неромантичны.
Хотя именно из таких неромантичных вещей и состоит жизнь.
Наконец Гид решает смириться, что в жизни настала скучная полоса — скучная по сравнению с той головокружительной лихорадкой, когда Пилар была рядом. И снова начинает присматриваться к Молли.
Три дня подряд он изучает затылок Молли Макгарри на испанском. Неудивительно, но от этого в его голове не прибавляется умных мыслей.
Надо бы обратиться к Каллену. Просто сидеть и смотреть на нее не так унизительно, как просить о помощи, но это менее эффективно.
Гид натыкается на Каллена, когда тот входит в столовую с Фионой — той самой расчетливой няней. У Фионы Уинчестер черные волосы, розовые щечки, подтянутая и спереди и сзади фигурка, и она на добрые две головы ниже Каллена. Она смотрит на него снизу вверх обожающим взглядом. У нее от природы добрые глаза. Ясно, почему она пытается закадрить мальчишек, изображая из себя хорошую мамочку. На ней коротенькие шортики — модные, но, по мнению Гидеона, слишком уж короткие; винтажная рубашка в огурцах и сапожки на высоких каблуках, нарочно не сочетающиеся с этим нарядом. Даже одета она как чудаковатая модная мамаша, хотя ей всего пятнадцать.
А также своим видом она хочет сказать: я такая симпатичная, что могу одеваться по-дурацки и все равно выглядеть безупречно. И верно: ей это сходит с рук.
— Люди никак не поймут, что клетки не являются проявлением жестокости, — слышит Гид обрывок их разговора, подойдя поближе.
— О, Гидеон! — Каллен хватает его за руку, а другой рукой обнимает Фиону за спину. — Ты нас извинишь?
— Простите, — бормочет Гидеон. Фиона уходит.
— Умоляю, — отмахивается Каллен. — Она рассказывала мне, как дрессировать ирландских сеттеров. Ты меня спас. Как жизнь?
В столовой они готовят себе бутерброды. Гид заворачивает свой во множество салфеток. Каллен не отличается такой аккуратностью. Они садятся под клен, желтые листья которого уже краснеют. Гидеону приходится сделать над собой усилие, чтобы не начать маниакально оглядывать двор в поисках Пилар.
— Нормально, — отвечает он. — Я тут подумал — просто не знаю, как подступиться к Молли. То есть…нельзя же заставить девчонку полюбить себя. Или можно?
Хороший вопрос. И сложный. Хотя Каллен обычно не любит отвечать на сложные вопросы, этот как будто создан для него.
Каллен опирается головой о ствол дерева и закрывает глаза. Гид ест свой бутерброд. Он воспользовался тем, что Николаса на обеде не было, и взял себе салями с сыром, майонезом и горчицей. Вкус, как у бутер- брода из столовой, но Гиду он кажется просто боже- ственным.
Открыв глаза, Каллен нетерпеливо вздыхает.
— Я пытаюсь представить, каково это — попытаться заполучить девчонку, если это… ну, ты понимаешь… не просто, как пальцами щелкнуть. — Он снова закрывает глаза.
Каллен просто хотел объяснить, как сложно ему представить такую ситуацию. Но все равно это обидно.
— О’кей, — говорит Каллен, — кажется, я кое-что придумал. С девчонками так: мы думаем о них как о цыпочках с красивой грудью, красивыми глазами и так далее, но на самом деле им очень нравится, когда обращают внимание на их личность.
