Ее мысли были грубо прерваны новой яростной волной, которая ударила о борт корабля, швырнув Эмили и ее предполагаемого спасителя прямо на мачту. Она снова ударилась головой, на сей раз так сильно, что ночь взорвалась в ее мозгу ослепительным светом, который немедленно погас, гася заодно и сознание.
Эмили с трудом открыла глаза и уставилась в полумрак. На миг она испугалась, что все еще находится на корабле, просто закончился шторм. Потом сообразила, что этого не может быть. Тепло и сухо. Она лежала под горой одеял на относительно мягкой поверхности. Спасена! Но радостная мысль сменилась вопросом — как? Потом возникло видение — прекрасное бледное лицо и грива развевающихся на ветру волос.
Эмили рывком села и поморщилась от боли в животе — напоминание о тяжелом испытании прошлой ночи. Наверное, мышцы еще долго будут болеть.
— Но мне нужно благодарить Бога, что я так легко отделалась, — укорила она себя и испугалась, услышав, каким хриплым сделался ее голос. Горло саднило. Она не знала — то ли от соленой воды, которой она наглоталась, то ли от собственных криков. Тем не менее она решила, что ей следует благодарить провидение и за это маленькое напоминание о пережитом. Несомненно, смытые за борт моряки были бы счастливы, если б им пришлось жаловаться только на подобную мелочь.
Спустив ноги с кровати, она села и стала всматриваться в окружающий полумрак. Смотреть было не на что. Там и сям в скудном свете маячили смутные очертания предметов. Наверное, ночь еще не закончилась. Или уже началась? Эмили не смогла бы сказать с уверенностью, сколько времени прошло с тех пор, как начался шторм. И как долго она проспала?
Глаза различили большой черный прямоугольник. Наверное, дверь. Она сползла с кровати и осторожно двинулась вперед, ступая с крайней осторожностью на тот случай, если на пути окажется какой-нибудь предмет. Но когда Эмили добралась до предполагаемой двери и протянула руку, ее пальцы нащупали только плотную ткань. Шторы.
Ухватив ткань обеими руками, Эмили распахнула шторы. В комнату хлынул свет полуденного солнца. Резанул по глазам, и Эмили попятилась. Щурясь, отвернулась от слепящего света и бросила взгляд на комнату, которая стала ее спальней. Солнечный свет заливал ее всю, и напрасно. Эмили даже захотелось снова задернуть шторы. Слишком жалкое зрелище предстало ее глазам. Никакому, даже самому яркому свету не оживить было серо-кровавые тона убранства, приглушенные толстым слоем пыли и мусора.
Морщась, она потерла ладонями озябшие плечи и поставила левую ступню поверх правой — пол был нестерпимо холодным. Потом уставилась на длинные широкие рукава, закрывающие руки до самых кистей. Ее платье исчезло. На ней была широкая белая ночная сорочка. Эмили смутилась при мысли, что кто-то — может быть, мужчина с печальными глазами? — переодел ее. Хотя нет, в доме наверняка есть горничная, зачем же самому хозяину ее переодевать? Конечно, ее раздела горничная, но второй взгляд на окружающую обстановку вряд ли мог обнадежить Эмили. Разве горничная могла оставить такой беспорядок?
Ее размышления прервал щелчок, и Эмили поспешно обернулась к двери, которую только что безуспешно искала. Большая деревянная панель открылась внутрь, и появилась голова с уложенными в аккуратный пучок седыми волосами. Яркие живые глаза обежали комнату и остановились на девушке.
— О! Уже на ногах!
— Да. Я…
Голова скрылась. В следующий момент дверь распахнулась во всю ширь, и голова возникла снова, на сей раз венчая собой плотное уютное туловище пожилой женщины с подносом в руках.
— Хорошо! А я уж думала, вы проспите весь день. — Женщина живо вплыла в комнату и поставила поднос на столик возле Эмили. — Не то чтобы я вас за это бранила, но я просто сгораю от любопытства с тех самых пор, как вас сюда принес хозяин. — Она проворно захлопотала над подносом, придвинула стул и улыбнулась девушке. — Ну вот, все готово. Принесла вам вкусную, питательную еду, как раз восстановить силы. Садитесь-ка, милая… о-о-о!
Эмили двинулась было к стулу, но застыла на месте, напуганная ее тревожным возгласом. Женщина кудахтала, как наседка, готовая снести яйцо; она суетилась и трепетала всем своим дородным телом, как будто хлопала несуществующими крыльями.
