Он проснулся от света. Приятное тепло окутывало его. Ему было хорошо.
Его последняя мысль перед смертью была о потустороннем мире, с надеждой прийти к чему-то лучшему и найти ответ.
А теперь нежный свет лизнул его веки.
«Я умер, и мой путь окончен. Я пойду дальше, за грань, к яркому свету, к истине. И может быть, пойму смысл моей жизни».
Он полежал, ожидая движения, которое понесет его к этому свету. Но почему-то не приблизился к нему.
Что-то ласково коснулось его живота. Это ощущение удивило его. Потом он почувствовал тяжесть собственного тела и, кажется, услышал биение сердца.
Мысль пронзила его ужасом: он еще не умер!
Он попытался открыть глаза, и сияние ослепило его.
Размытое видение, потом что-то шевельнулось.
Он вздрогнул. Очертания, тени и цвета постепенно проступали: каштановые волосы, женское лицо.
«Не может быть! Это сон! Предсмертный бред! Это лицо… Абсурд!»
Опираясь подбородком на две длинные руки, сплетенные на его животе, на него с улыбкой смотрела Виктория.
Жереми оцепенел, словно загипнотизированный этим невероятным видением.
— Ну что, проснулся наконец? — тихо сказала она.
«Лицо Виктории. Ласка Виктории. А теперь — ее голос».
— Ну же, лодырь! Подъем!
Пальцы Виктории гладили его грудь.
«Она здесь, рядом. Она смотрит на меня, говорит со мной…»
— Ты собираешься просыпаться, или я встаю?
Он попытался пошевелиться и, к своему удивлению, протянул руку к руке Виктории, коснулся ее.
«Что это — сон, иллюзия, фикция? Кто ее режиссер? Бог? Дьявол?»
Его охватили одновременно страх и восторг. Хотелось кричать, плакать, смеяться.
Он решил радоваться мгновению, поддавшись этой галлюцинации, которую подарила ему смерть.
Молодая женщина прижалась к нему. Ее кожа показалась ему легким шелком, скользнувшим по его телу. Еще нежнее, чем в его снах. Когда лицо Виктории оказалось в нескольких сантиметрах от его лица, он не отвел глаз, любуясь каждой его черточкой. Ее огромными зелеными глазами, длинными ресницами, ее губами, приближавшимися теперь к его губам.
Сколько раз ему снилось, как он обнимает ее.
Она нежно поцеловала его в губы, и он отдался этому сладостному бреду.
«Какая разница, реален этот момент или нет? Я в нем живу!»
— Слушай, ты не мог бы живее откликнуться? — возмутилась она. — Если у месье день рождения, значит, месье имеет право лежать бревном?
День рождения? Он вздрогнул. Что это значит? Неужели смерть уважила ультиматум, отвергнутый жизнью? Или там, в глубинах бездны, время и небытие столкнулись, слились, чтобы даровать ему последнюю радость? Он решил насладиться моментом, прожить до конца этот бред, прежде чем окончится его земной путь.
Она прильнула к нему всем телом, и ему показалось, что ее кожа тает и растекается в нем.
Жереми лежал, не смея шевельнуться.
— Да обними же меня! — нахмурилась она. Потом подняла голову и посмотрела на него с лукавинкой в глазах: — Ты не хочешь подарка?
Она снова поцеловала его, и Жереми ощутил вкус ее губ. Он чувствовал себя пьяным, убаюканным грезой, до реальности выпуклой.
— Я погашу свет, — шепнула она.
«Не надо темноты, нет еще! Мрак поглотит нас, заберет Викторию и уведет меня к концу моего пути! И этой передышке, такой чудесной, придет конец!»
Свет погас, но тело Виктории осталось рядом с ним.
— Теперь ты обнимаешь меня слишком крепко. Я не могу шевельнуться, — сказала она ласково, с улыбкой в голосе.
