Четверо мужчин, держа оружие наготове, затаились – они ждали появления льва. Осел, которого они подстрелили накануне для приманки, грузно свисал теперь с соседнего дерева, прикованный цепью так, чтобы его невозможно было утащить. Прежде чем приволочь его сюда на буксире за машиной, мужчины вспороли ему брюхо, чтобы вытекающий желудочный сок приманил хищника к тому месту, где они сидели в засаде.
Ветер далеко разносил запах рубца, и вот уже у дерева собрались шакалы, то подскакивая близко, то отпрыгивая назад; при виде лакомства, что висело у них над головами, их глаза блестели: еще бы, тут хватит на целый пир! Мужчины же по-прежнему скрывались в кустах и оттуда периодически включали звукозапись, которая должна была приманить льва, – визги и хрипы пирующих гиен и шакалов.
А в двух километрах, под большим пастушьим деревом, отдыхал молодой самец. Но отдых его был тревожен – ведь он, Батиан, ступил на новую, неведомую ему землю, оставив на севере свой родной дом – равнины Тули. Всего несколько дней назад он пересек сухое русло пограничной с Южной Африкой реки, чтобы догнать группу львиц. Эти львицы, заслышав как-то ночью манящие звуки пиршества, поспешили туда, откуда они доносились. Батиан двинулся за ними по запаху. Одной из львиц, за которыми он хотел поухаживать, уже не было в живых. Ее перехитрили люди и записанные на пленку звуки.
Отдыхая, лев неожиданно поднял голову, и пиршественные звуки тут же долетели до него. Он быстро сел и устремил янтарные глаза в небеса, ища стервятников, – ведь над тем местом, где есть чем поживиться, непременно кружат стервятники. Но странно: звуки есть, а стервятников почему-то нет! Мог ли он знать, что его ожидает!
Батиан встал, потряс головой, чтобы избавиться от надоедливых мошек, и медленно направился туда, где визжали и хохотали гиены.
Моего льва легко было отличить от его одногодков: у него от хвоста остался только обрубок. Это увечье, как и другие – уже давно зажившие – раны, он получил в жестокой схватке с двумя самцами. Тогда он чуть не погиб, и я три дня и три ночи выхаживал его, не отлучаясь ни на минуту. Ветеринар сделал операцию на покалеченном хвосте, и потребовалось несколько недель, да еще мужество его львиного духа, чтобы он выздоровел.
Батиан все шагал, а солнце спускалось все ниже и ниже за высокий хребет известняковых гор на западе. Тут до него долетел острый запах желудочного сока, и ноздри сами собой раздулись. Он вышел на ту самую дорожку, по которой проехала машина, волочившая за собой тушу осла. Батиан опустил голову, определил, в каком направлении уехала приманка, – и двинулся по следу.
Пройдя некоторое расстояние, он внезапно почувствовал, что запах усилился. Батиан остановился и огляделся. Увидев впереди лужайку, он двинулся туда, влекомый запахом. Снова остановившись, он заметил тушу осла, свисавшую с дерева. Поблизости он также увидел машину. На душе у него сделалось тревожно: ведь где машины, там и люди, а где люди, там жди неприятностей. Хотя он был взлелеян людьми – Джорджем Адамсоном и его помощниками – и подготовлен к жизни в дикой природе мной, теперь он был самым настоящим свободным львом. Он, как и его сестры, добился независимости и доверял себе, полагаясь только на обостренные инстинкт и ум, свойственный львиному племени.
Батиан осторожно подкрался к приманке. Он был голоден. Потом, услышав неестественные звуки, оглянулся. Что это было – приглушенные голоса людей или клацанье заряжаемых ружей? Мне этого никогда не узнать. Батиан взглянул туда, где притаились его враги, и прянул в сторону – возможно, запах человека долетел до его ноздрей.
