В целом, мой первый рабочий день прошел очень хорошо, если не считать обморока... Зина почему-то не пошла проверять выполненную мной работу, вместо этого велела убраться еще в одном пустом номере и отпустила домой, наказав завтра прийти раньше и принести с собой документы для оформления. Лицо у женщины было очень недовольным, поэтому расспрашивать о чем-то я не решилась. Хотя мне было любопытно, в чем причина. Мне не терпелось узнать — не проговорился ли американец о моем обмороке. Но либо он промолчал, либо Зина не придала этому значения. Может, это и к лучшему? Может, мне, наконец-то, повезло, и теперь я смогу начать работать? Не знаю, да и это — не главное. Главное, чтобы мое здоровье мне позволило еще пожить...
По дороге домой я постоянно чувствую какое-то беспокойство, но отмахиваюсь от него — это все от нервов. Сегодня же радостный для меня день — я работала! Я впервые была принята на работу! Для меня это знаковое событие. Просидеть столько лет дома очень тяжело, но теперь моему затворничеству конец. Сегодня я, словно почувствовала глоток свежего воздуха, словно начала проклевывать свою скорлупу — как я жила все эти годы? Мне вдруг захотелось изменить себя и окружающий меня мир.
Нужно порадовать сегодня ребят. В холодильнике есть курица и грибы — приготовлю им сегодня жульен, они его любят.
Сыновья, ожидаемо, гуляют на улице. Какие же они у меня молодцы! Мои мужчины. Подхожу и треплю старших за волосы: не противятся, как могли бы. Просто им это нравится. На мгновение прижимаю сыновей к себе и ощущаю всем сердцем – они меня любят, а для матери больше ничего не нужно. Вот мое счастье, вот мой мир! Никто нам не помешает. Я уверена в этом, может быть, потому и теряюсь от вопроса Коли.
Увидев позади нас американца, я удивлена и встревожена. Зачем он здесь? Он что, шел за мной всю дорогу? Вот откуда мое чувство беспокойства!
— Что Вам нужно? — мой вопрос звучит грубо, но во мне начинает говорить материнский инстинкт – защитить своих детей от опасности!
— Извините, — в его голосе, как и в выражении лица, растерянность и виноватость, — я просто хотел проверить, нормально ли Вы себя чувствуете.
— Вы следили за мной, — я не спрашиваю, а констатирую факт.
— Да, я просто... волновался за Вас, — во взгляде нет ни намека на ложь, может, он не врет?
— Я же еще на работе сказала Вам, что со мной все хорошо, просто переутомилась.
— Ясно, извините, я не хотел Вас пугать, — в голосе раскаяние.
— Ничего, как видите, со мной все хорошо, поэтому не стоит терять свое время, до свидания.
Я хочу, чтобы он ушел, потому что мои сыновья точно устроят мне допрос, а говорить им о своем обмороке я не хочу. Оборачиваюсь, чтобы уйти домой, но господин Ньюман определенно настроен не дать мне пропасть сегодня из его поля зрения.
— Вера, простите, что отвлекаю Вас, — говорит он мне в спину, и мне из вежливости приходится обернуться, — я хотел бы предложить Вам работу.
Да сегодня прямо сказочный день у меня!
— Работу? — переспрашиваю я. — Но я уже работаю.
— Знаю, — он начинает улыбаться, — но мое предложение можно рассматривать как подработку, к тому же я готов заплатить. Вас устроит сумма с несколькими нулями, в долларах, конечно.
Мои глаза расширяются от удивления. Это прикол такой? Добрый американец помогает несчастной русской женщине?
— Простите, но должна отказаться, — проговариваю я, — боюсь, что у меня не получится совмещать две работы одновременно: как видите, у меня дети и им необходимо уделять время.
— Поверьте, Вы сможете все успевать, у Вас даже появится больше свободного времени, — американец начинает уговаривать меня, буквально только за руки не хватает. — Пожалуйста, не отказывайтесь и просто дослушайте меня до конца.
Смотрит на меня, не отрывая глаз, а я, вместо того, чтобы думать о его словах, в памяти своей копаюсь: ну где я видела эти глаза? Господи, нужно что-то ему сказать, а для начала выслушать. Но точно не здесь.
— Хорошо, — сдаюсь я, — я Вас выслушаю, но пойдемте в квартиру.
На лице американца расцветает улыбка, такая довольная, задорная, что я невольно чувствую, как тянутся вверх уголки моих губ. Поворачиваюсь, чтобы пойти домой, и только тут замечаю недовольные взгляды моих сыновей. Ничего, я им потом все расскажу, они поймут. Старший сын берет младшего на руки и говорит:
