В Донбассе освобождены какие-то пункты.
Радио гудит — ждут тревоги. Ясное небо, луна. Вообще бомбят меньше, чем раньше.
30 марта.
Конечно, была тревога. Для меня бомбежки — отвлечение.
В убежище лежал труп. Старик умер в 6 утра. Увезти его не смогли: все кареты были заняты перевозкой трупов с Мясницкой. Там попали вчера 3 бомбы. Старика я видела — седой, желтое лицо, изможденный, красивый, «вечный жид». За него вышла замуж молодая женщина, чтобы получить прописку и его комнату. Ей пришлось ждать два года.
Ночью, когда вывожу Уголька[69], звенят разбитые стекла в школе.
Все говорят о концерте Шостаковича. Потрясающее явление.
Люба получила от матери телеграмму из Ленинграда. Не возмущена, что брат улетел с женой, оставил мать. Каждый сам себе пуп земли. Аннет[70] обменяла сумку на масло и счастлива. Холодная весна. Я натерла зачем-то пол, а сплю одетая. Наверху все ходят. Необитаемый остров — Лаврушинский.
5 апреля.
Пасха. В 6 утра, до сводки: «Комендант города Москвы, удовлетворяя просьбу верующих, разрешает передвижение всю пасхальную ночь». Как за молоком, очередь в Брюсовском переулке в церковь — святить. Молодые и люди средних лет с авоськами, узелками, просто с пакетами под мышкой: несут святить куличи.
Сегодня Турция судит двух советских за мнимое покушение на фон-Папена[71]. Явно Турция, а Болгария в ближайшем будущем[72]. Японцы лезут в Индию[73], которая не приняла глупые английские предложения. Была у Тани Васильевой[74], получила из Куйбышева кофе. Таня сильно недоедает. Верит в хорошую весну, мечтает провести отпуск в Поленове[75]. Поволоцкая получила письмо от Гофеншефера[76]: описание нашего отступления в Крыму.
Ночь, как чернила. Болит печенка. Давно не было тревоги. Завтра обед у мамы по случаю Пасхи. Много работала. Прочитала уйму дневников немцев, их письма. Ужасно, как один описывает истребление наших в Киевском окружении: как клопов.
Друг, товарищ, самое родное на свете существо — Боря!
6 апреля.
Все тяжелее и тяжелее. От Ины письмо. Поволоцкой от Бени письмо, где он пишет, как он командовал расстрелом наших дезертиров. Бедный еврей! Тоня рассказывала еще про одного еврея, который сам расстреливал своих танкистов. Было очень страшно, но приказ. Это в октябре.
На пасхальный обед к маме пришел А. А.[77] — похож на попа, голодный. Папа занят японцами. Смещен Каганович[78]. Я рада. В Индии дела плохи[79]. Москва взволнована, объявили 200 грамм мяса и масла. В гостинице у Ильи проходной двор, а он ухитряется работать[80]. Ночью беспрерывно стреляли зенитки. Бомба попала в Стремянный переулок. Много убитых. По городу зловещие рассказы о Ленинграде, о наступлении немцев. Все боятся весны.
Подписала договор — буду собирать материалы о Зое Космодемьянской. Позвала Раю, не знаю, зачем.
Холодная весна, днем течет, ночью морозит. О Донбассе больше ничего не слышно.
8 апреля.
Сегодня два дня не горел свет, испугались, что выключили на три недели. Это бывает. И отопление у нас не работает. Работаю в перчатках. Эти два дня не стреляли зенитки.
Нужно написать Ине, девочкам[81], Захаровой матери, и нет ни сил, ни воли. Полная инертность.
Если я что-то делаю, то это благодаря Илье.
Разговоры о планах на лето меня раздражали, как вообще все разговоры о будущем. У меня его нет.
Странно — так хочется перестать жить, а когда бомбят — страшно.
9 апреля.
Много времени уходит на Зою.
Приходил Хенкин[82] — рассказывал о Люси[83], о ее нежелании жить у нас. Предпочла быть нашей разведчицей в другой стране. Наверное, она погибла. Говорили о Франции.
Приехал Гроссман. Убиты Крымов[84] и Гайдар.
12 апреля.
С 18 сентября семь месяцев. Как я живу? Хоть бы со мной что-нибудь случилось…
Сегодня Сталинская премия[85]. Илья получил, и Валя ему достала торт. Многих волнует эта премия. Я их не понимаю.
Маму вызвали на трудфронт, но, скорее всего, не мобилизуют.
Откуда взять хоть капельку надежды? Гайдар убит, почему же Боре остаться живым? Но так хочу верить.
Волнения с Болгарией.
Несколько дней не бомбят. Объявили сахар — 200 грамм и муку — 300 грамм.
Все время гудит паровоз — напоминает о счастливых временах.
