Я видела детство и юность XX века - страница 57

…Ночью бессонница, жар. Утром Сабина мне помогла…

Зеваю. Насморк. Дезинтоксикация благодаря Сабине и Марсиане прошла медленней, но и менее мучительно. Теперь, однако, конец, а это — самое трудное. Я хочу раз и навсегда с этим покончить. До нового решения это чертовски трудно. Но я хочу. Я в очень возбужденном состоянии…

…Я еще молода, и у меня слабая воля. Как же я могу бороться с вещью, которую я так люблю? Тем более, что в принципе я это никак не осуждаю… Минутами мне кажется, что я не смогу отказаться от Мореллы. Тогда выход один: продолжать, только чтобы он не знал. Но я не хочу ему лгать… Хоть бы избавиться от этой легкости лжи… А в общем — тупик.

Я увлекаюсь теперь византийским искусством. Очень хочу поехать в Грецию. Памятники VI века…

…Письмо. Он еще может чувствовать восторг. Я — нет. Даже при мысли о встрече с ним. У меня в голове образ зверька. На него выпустили бульдога. Он сначала рычит, отбивается, потом, начиная понимать, что все это бесцельно, затихает. Даже мысль — спастись — его больше не трогает. Ему слишком больно. Так теперь и со мной…

Странная жизнь у меня. Нереальная. Эти несколько часов у Марсианы. Счастье, ощущение смутного доверия и другое точное — ее физической красоты. Несмотря на Сабину, я буду к ней часто приходить.

Ощущение удушья. Безделье. Беспокойство. Заботы о Сабине. Усталость: три ночи не сплю. Кажется, опасность для Сабины миновала. Но знаю, что она еще очень мучается.

Нельзя жить без цели. Я живу без цели. Я начинаю думать, что я ни на что, ни на что не годна. Когда Джузеппе со мной, я не могу ни есть, ни спать. Когда он уходит, я ем очень много, и у меня несварение желудка.

Я теперь сиделка. Мне удалось найти средство, успокаивающее Сабину…

…Вот уже тридцать четыре часа, как она не принимала этого… Спит. Какое счастье слышать ее ровное дыхание. Если завтра получится пакет, я его перехвачу. Я хочу, если возможно, отучить ее от этого…

Джузеппе, как я тебя люблю и как я счастлива.

…Она очень страдает. Сегодня вечером или завтра должен прийти пакет. Хоть бы скорей. Сознаюсь, у меня больше нет сил.

Впервые Сабина спит спокойно без наркотиков. Хоть бы дольше спала, проснется и сразу — слезы, разговоры о пакете и пр. В общем, она совершенно сумасшедшая… Почему я так охотно за ней ухаживаю, исполняю самое противное. Весь этот порок мне теперь отвратителен. Я делаю все, но без сознания преданности, да и без раздражения, как нечто вполне естественное. Жалости у меня нет. Все время уходит на это, но я себя не чувствую жертвой.

Джузеппе, это было для меня уроком. Я теперь далека от всего этого…

…Сабина настолько зависит от «этого», что я минутами начинаю сомневаться в ее рассудке… Теории ее хороши, но она их плохо применяет. И потом, как говорит Андре Жид, это только одно из тысячи житейских положений. Я сейчас смотрю на многое шире, и я ничего не осуждаю…

…Когда мне было пятнадцать лет, я возмущалась глупостью счастья. Но вещь вещи — рознь. Каждый человек сохраняет свое горе, и он приносит его даже в самое «полное блаженство», кроме разве скотов или очень молодых и беспечных.

Джузеппе, далее если у меня не будет больше ни страсти, ни любви, я никогда не дотронусь до героина. Эта история с Сабиной дала мне такое ощущение грязи, падения, возмутительной низости, что я потеряла всякую охоту. (Это — в итоге восьми месяцев.)

Я люблю Джузеппе.

Две недели молчания. Я больна. Кажется, серьезно.

Хочу записать, что я чувствовала, когда лишилась сознания. Но это очень трудно. Сначала — все черное, черные круги перед глазами. Я понимала, что сейчас я перестану понимать. Потом — нож хирурга. Ощущение в теле большого куска дерева. Потом этот чужеродный предмет стал расти, боль тоже, но все время в теле, а в голове, там, где резали, я ничего не чувствовала. Боль стала невыносимой.

…Джузеппе, я твоя, твоя подруга, твой товарищ, твоя любовница, твоя жена… Я настолько хочу вас, что это меня опустошает…