Я пошел следом, спотыкаясь на невидимых в сумерках песочных кочках.
За машиной «скорой помощи» оказался спрятанным еще один милицейский «козел», местного РОВД, а возле него давал комментарии журналистам какой-то белобрысый тип в штатском, как я понял – пресс-секретарь районной администрации:
– …не будем забегать вперед. Не надо нагнетать и тем более будоражить. Пока это все.
– Сколько эпизодов вы уже насчитали? – выкрикнула молоденькая девчушка в кепке с эмблемой местного радиоканала. В надежде на ответ девушка принялась яростно толкаться, тщетно пытаясь пропихнуть миниатюрный микрофончик на скромной штанге к самой физиономии комментатора. Ей откровенно мешали сразу три плечистых звукооператора федеральных телеканалов, устроившие натуральную стенку из своих громадных микрофонов, больше похожих на швабры.
– Давайте без конкретики, следствие только началось. Честно говоря, нам и самим ничего не сообщается, – ответил белобрысый, испуганно косясь на микрофоны, колыхающиеся в сантиметре от его лица. Потом он, видимо, пожалел девчонку и открыл свою папочку, которую держал в руках: – Могу сказать, что подобных эпизодов в прошлом году не было ни одного, а в этом можно предположить схожие мотивы в пяти случаях в трех районах города, – медленно прочитал он и решительно захлопнул папочку. Дескать, хорошего понемножку.
В этот момент из папки выпали несколько листочков, и комментатор потянулся за ними к земле. Атлеты с микрофонами, действуя на автомате, проводили его губы своими швабрами, но, выпрямляясь, белобрысый потерял равновесие, сильно отклонившись назад.
Три микрофона синхронно впечатались комментатору в челюсть, и три оператора возле телекамер синхронно, с одинаковым возгласом «бля!», сорвали с себя наушники.
От мощного удара пресс-секретарь сел на задницу, вытаращив от изумления глаза.
– Да вы охренели, что ли?! Блин, твою мать, уроды какие-то! Пошли вон отсюда! – заорал он в снова услужливо пододвинутые к самому лицу микрофоны.
Один из атлетов обернулся к своему корреспонденту:
– Саня, это пишем или ну его на фиг?
– На фиг, сворачиваемся, – послышался ответ, и журналисты, как по команде, побежали к своим машинам.
Девочка с радио осталась на месте и, воспользовавшись ситуацией, присела рядом с пресс-секретарем:
– У нас прямое включение через тридцать секунд, – нервно улыбнулась она прямо в лицо поверженному мужику. – Можете ли вы все-таки ответить нашим радиослушателям, почему информация о серийных похитителях утаивалась от общественности и прессы?
Белобрысый, не вставая с земли, протянул руку к микрофону и с очень странным выражением на лице спросил у девушки:
– Прямой эфир уже идет?
Корреспондентка посмотрела на свой мобильный телефон и кивнула:
– Пять секунд, три – все, начали!
– Уважаемые радиослушатели, – проникновенно начал пресс-секретарь. – Как же вы все заебали нас своими идиотскими вопросами! – заорал он вдруг во все горло, после чего швырнул микрофон мне под ноги, вскочил с земли и рысцой побежал к милицейскому «козлу» РОВД.
– Эк его тряхнуло, бедолагу, – посочувствовал кто-то из милиционеров.
Я поднял микрофон и не удержался от пары слов:
– Уважаемые радиослушатели, вы прослушали ответ пресс-секретаря Кронштадтского территориального управления на ваши интересные вопросы. Задать другие интересные вопросы вы можете по телефону, указанному на экранах ваших радиоприемников, после зеленого сигнала. Пип-пип-пип…
Девушка вырвала микрофон у меня из рук, сказала мне: «Мудак ты, Зарубин, и газета у тебя мудацкая» – и побрела к своей машине, с трудом вытаскивая из песка ноги в туфлях на длиннющих шпильках.
– Кто такая? – спросил меня Петр, провожая девицу заинтересованным взглядом.
– Не поверишь, но я ее не знаю, – честно ответил я, тоже пристально разглядывая точеную попку девушки.
– Да ладно врать-то, – усомнился Петр. – Она-то тебя знает. Просто ничего девочка, мне как раз такие маленькие и худенькие нравятся. Очень нравятся, – добавил он, повернувшись ко мне.
Я развел руками:
– Да я правда не знаю. Может, пили где вместе, ты же знаешь, у меня память девичья.
