Оставленная в одиночестве Тотошкина теперь давала одну пресс-конференцию за другой в режиме нон-стоп, причем, судя по картинкам в телевизоре, успевала в один день показаться как в Петербурге, так и в Москве. В перерывах между пресс-конференциями безутешная женщина нашла время для посещения парикмахерской, где сделала прелестный «готический» макияж, который теперь живо обсуждали на всех гламурных сетевых порталах страны. Еще обсуждали черную шляпку с вуалью и потрясающие серьги с черными бриллиантами, которые Юлии Ивановне очень шли, да вот повода надеть, увы, раньше не находилось.
Я уже совсем было собрался идти домой, как в питерских новостях начали трансляцию последней пресс-конференции Тотошкиной, на которую она сумела затащить все руководство главка ГУВД, и я присел на минуточку в редакционном холле. Вел конференцию Петюня, и виду него был донельзя расстроенный. Я увидел в кадре Андрюху Иванова, который бросал в лицо Петюне напрашивающийся вопрос:
– Чем занималось ГУВД все эти три месяца, пока в городе регулярно похищали этнических чукчей, и почему оно признало проблему лишь сейчас?
Петюня разводил руками и отвечал, видимо, с бодуна, совершенно искренне:
– Мы возбудили уголовное дело, потому что похитили депутата федерального парламента. Как же мы могли его не возбудить, это же депутат, а не бомж какой-нибудь!
Меня удивила отвага телевизионных редакторов, пустивших такой сюжет в эфир, но потом я вспомнил про финансовые возможности Юлии Ивановны и решил, что дело не в отваге, а банальной «джинсе», случайно совпавшей с интересами общества.
Впрочем, потом кто-то задал вопрос Юлии Ивановне, и я усомнился в заказушности этого сюжета. Незнакомая мне девица спросила Тотошкину:
– Почему вы только сейчас требуете от ГУВД активизации работы по поиску похищенных граждан? Ведь похищения начались три месяца назад.
– Я ничего не знала об этом, – развела руками Юлия Ивановна. – Власти скрывали! Режим творил свои грязные делишки под покровом секретности.
Девица не отступилась, а вдруг достала номер «Петербургского интеллигента» с моим текстом на первой полосе:
– Какая секретность?! Вот, ваши же местные коллеги уже писали об этом.
– Какие это коллеги! Это бомжи от журналистики, – презрительно гавкнула Юлия в микрофон, на минутку потеряв лицо. – Ни денег, ни влияния – одни дешевые понты. А как они одеваются, вы бы видели! Впрочем, – тут же поправилась она, – мы как раз у себя в «Новой планете» собирались писать о похищениях, но не успели закончить расследование.
Девица ухмыльнулась и потянула Юлию за язык:
– Ах вы начали проводить собственное расследование? И каковы же его результаты?
Тотошкина откровенно замялась, растерянно хлопая огромными черными ресницами.
– Это информация пока не для печати, – наконец выдавила она из себя.
Репортаж закончился панорамой по бриллиантовым сережкам Юлии Ивановны, и я мысленно поаплодировал ребятам из местной телекомпании – все было сделано на «пять с плюсом». Зарплату им, что ли, прибавили или редактора умного наконец нашли?
– Какие у нее классные брюлики! – услышал я тяжелый вздох возле самого уха и, повернувшись, обнаружил рядом с собой Марту.
Марта тоже собралась домой и тоже не дошла до выхода, остановленная телевизионным репортажем.
– Хочешь, подарю тебе такие же, когда закончим работу с Камминг? – щедро предложил я, улыбаясь ей снизу вверх.
– Ни черта ты не понимаешь в бриллиантах, дурачок! – осадила меня Марта. – На такие камни тебе лет пять надо будет корячиться у трех Камминг кряду. Эти вещи не из твоей жизни, Ваня.
Я тут же встал и направился к выходу.
– Подожди! Да не дуйся ты! Ваня!! – закричала она мне вслед, но я решил обидеться, поэтому спустился вниз почти бегом, бросил ключ охраннику и, выйдя на Невский, сразу свернул на Лиговку, чтобы наверняка, даже случайно, не пересечься с Мартой.
Конечно, Марта наверняка была права насчет немереной цены того бриллиантового гарнитура, но мне не нравилось, когда кто-то, хоть бы и Марта, указывает мне на потолок, выше которого я якобы никогда не вырасту.
«Не из твоей жизни, Ваня». Можно подумать, эта гламурная жаба Тотошкина спустилась к нам прямо с Олимпа. Тьфу.
