Фрэнк посмотрел на Юло, тот еле заметно кивнул.
– Договорились.
Он снова поднялся.
– Придут наши техники со своей аппаратурой, чтобы поставить телефоны на контроль. И сделают еще кое-что, потом объяснят вам подробно. Начнем сегодня же вечером.
– Хорошо. Велю своим сотрудникам быть в вашем распоряжении и всячески вам содействовать.
Совещание закончилось. Все поднялись. Фрэнк поймал растерянный взгляд Жан-Лу Вердье. Он похлопал его по плечу, как бы ободряя.
– Спасибо, Жан-Лу. У тебя отличная передача. Уверен, ты прекрасно справишься. Боишься?
Диджей поднял на него чистейшие, зеленые, как морская вода, глаза.
– Боюсь. До смерти.
Фрэнк взглянул на часы. Жан-Лу выпустил в эфир еще один рекламный блок. Лоран подал Барбаре знак, и на последних словах диджея она ввела музыку.
Настал пятиминутный перерыв.
Фрэнк поднялся и слегка потянулся, желая расправить плечи.
– Устал? – спросил Лоран, закуривая. Дым поднялся вверх и улетел в вентиляцию.
– Не особенно. В каком-то смысле я привык ждать.
– Счастливец! А я буквально умираю от волнения, – сказала Барбара, вставая и поправляя свои рыжие волосы. Инспектор Морелли, сидевший на стуле у стены, оторвал взгляд от спортивной газеты. Похоже, его вдруг больше заинтересовала фигура девушки в легком летнем платье, чем мировой чемпионат по футболу.
Лоран повернулся вместе с креслом к Фрэнку.
– Возможно, это не мое дело, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем.
– Так спрашивайте, а я скажу, ваше это дело или нет.
– Что вы испытываете, занимаясь своей работой?
Фрэнк смотрел словно сквозь него. Лоран решил, что тот размышляет. Он не мог знать, что сейчас у Фрэнка Оттобре перед глазами была женщина, лежащая на мраморном столе в морге, та, которая и в радостную и в трудную минуту была его женой. Та, которую уже не разбудит ничей голос.
– Что испытываю, занимаясь своей работой? – Фрэнк невольно повторил вопрос, прежде чем ответить. – Спустя какое-то время хочется только одного – забыть обо всем.
Лорен отвернулся к режиссерскому пульту, почувствовав себя неловко. Наверное, он задал глупый вопрос. Ему не удавалось проникнуться симпатией к этому американцу могучего сложения с холодными, как изморозь, глазами, который будто отгородился от окружающего мира. Такая манера исключала любое общение. Это был человек, который ничего не давал, именно потому, что ничего не просил. И все же, он сидел тут в ожидании, хотя, похоже, даже он не знал, чего именно.
– Предпоследний блок, – сказала Барбара, снова садясь за микшер.
Ее голос прервал неловкое молчание. Морелли вернулся к спортивной хронике, продолжая, однако, посматривать на волосы девушки, спадавшие ниже спинки кресла.
Лоран сделал знак Жаку, оператору у пульта управления. Тот вывел в эфир эпическую музыку Вангелиса. В студии у Жан-Лу зажглось красное табло, и его голос вновь зазвучал в аппаратной и в эфире.
– Сейчас на «Радио Монте-Карло» одиннадцать сорок пять. Впереди целая ночь. Мы ставим то, что вы хотите послушать, мы говорим то, что вы хотите услышать. Никто вас не осуждает, и все слушают вас. В эфире передача «Голоса». Звоните нам.
И снова режиссерская аппаратная заполнилась медленной ритмичной музыкой, напоминавшей морской прибой. За стеклом в своей студии Жан-Лу был, что называется, на своей территории и прекрасно знал, что и как делать. В режиссерской аппаратной замигал световой сигнал телефона. Фрэнк почему-то вздрогнул.
Лоран подал Жан-Лу знак, и диджей ответил ему кивком.
– Кто-то звонит нам. Алло?
Несколько мгновений тишины, потом послышался какой-то странный шум. Неожиданно звуковой фон сменился похоронной музыкой. Голос, раздавшийся из колонок, был уже хорошо знаком всем, записан на пленку и запечатлен в сознании.
– Привет, Жан-Лу.
Фрэнк выпрямился на стуле, как от электрического разряда. Он щелкнул пальцами в сторону Морелли. Инспектор сразу понял, что нужно сделать, поднялся и взялся за рацию, висевшую на поясе.
– Ребята, внимание. Есть контакт. Будьте начеку.
– Привет, кто ты? – спросил Жан-Лу.
Человек на другом конце провода, похоже, улыбался.
– Ты знаешь, кто я, Жан-Лу. Я – некто и никто.
