– Что вы хотите от меня? – спросил он, не оборачиваясь.
По тону его голоса было ясно, что он предпочел бы не сидеть в этом кресле, не видеть этого танца смерти и этого поклона, которым убийца словно напрашивался на аплодисменты у проклятой публики.
Фрэнк подошел и положил руки ему не плечи.
– Отмотай назад, но так, чтобы было видно, что проматывается.
Гийом включил магнитофон, и картинка быстро побежала в обратном направлении. Карикатурность движений убийцы и его жертвы нисколько не снимала драматичность происходящего на экране.
– Вот, замедли вот тут… Теперь останови.
Гийом осторожно коснулся клавиши, картинка замерла, но несколькими кадрами дальше, чем нужно.
– А теперь чуть-чуть вперед, только медленно…
Гийом стал прокручивать пленку совсем медленно, буквально кадр за кадром. Казалось, фотографии медленно накладываются друг друга.
– Стоп!
Фрэнк пальцем указал Гийому точку на экране.
– Вот смотри, здесь на консоли стоит что-то, похожее на конверт грампластинки. Но никак не рассмотреть. Можешь выделить эту часть кадра и увеличить, чтобы прочитать надпись на конверте?
Гийом немного отъехал, дотянулся до клавиатуры компьютера, не отрывая глаз от указанного Фрэнком места.
– Гм, надо попробовать. Кассета – оригинал или копия?
– Оригинал.
– Уже хорошо. VHS – не лучший носитель, если это не оригинал. Прежде всего мне нужно оцифровать изображение. При этом немного теряется качество, зато потом легче будет работать.
Голос его звучал уверенно и спокойно. Теперь, занявшись своим делом, Гийом, казалось, преодолел шок от только что увиденного. Он подвигал «мышкой», пощелкал клавишами, и на мониторе появилось то же самое изображение, что было перед Фрэнком на экране телевизора. Гийом пошевелил «мышкой» еще немного, и картинка стала отчетливее.
– Вот. Теперь посмотрим, что получится, если выделим эту часть.
Он очертил курсором квадрат вокруг указанного Фрэнком места, нажал какую-то кнопку, и экран заполнился совершенно бессмысленной электронной мозаикой.
– Ничего не видно! – невольно воскликнул Фрэнк и тут же пожалел об этом. Гийом повернулся к нему, подняв брови.
– Спокойно, Фома неверующий. Мы ведь только начали.
Он еще секунд десять что-то понабирал на клавиатуре, и на мониторе возник достаточно отчетливый темный конверт. В центре был виден снятый против света силуэт человека, игравшего на трубе. Его поза передавала напряжение музыканта, искавшего какую-то необычайную ноту, чтобы удивить и себя, и слушателей. Такое напряжение бывает в наивысший момент творчества, когда артист забывает, где он, кто он, и лишь стремится уловить музыку, жертвой и палачом которой он является одновременно. Внизу была видна какая-то надпись белыми буквами.
Роберт Фултон – «Stolen Music».
Фрэнк произнес это вслух, будто он один из присутствующих умел читать.
– Роберт Фултон. «Stolen Music». «Украденная музыка». Что это значит?
– Не имею ни малейшего представления. А ты, Гийом, знаешь эту пластинку?
Голос Никола удивил его. Пока Гийом возился с компьютером, тот поднялся с дивана и стоял у них за спиной, но они и не заметили этого.
Парень продолжал рассматривать изображение на мониторе.
– Никогда раньше не видел. И никогда не слышал о Роберте Фултоне. Но, на первый взгляд, я бы сказал, что речь идет о довольно старом джазовом альбоме и, должен признаться, это не совсем моя музыка.
Никола опять опустился на диван. Фрэнк потер себе лоб. Прошелся по комнате взад-вперед, сощурившись, и заговорил, как бы размышляя вслух, и ясно было, что это монолог человека, чей фонарь освещает дорогу не впереди, а сзади.
– «Stolen Music». Роберт Фултон. Почему Никто понадобилось слушать именно эту пластинку во время убийства? Почему он унес ее с собой? Что в ней такого особенного?
В комнате воцарилась тишина, в которой словно повисли вопросы, не имевшие ответов, – тишина, которой питается мозг, пожирая бесконечные пространства в поисках какой-нибудь приметы, следа, знака, а глаза ищущего устремлены на какую-то точку, но она вместо того, чтобы приближаться, все время удаляется.
В сознании Фрэнка бродил мрачный призрак какого-то deja-vu
