Помолчав, он тихо добавил:
— Может, ее убили, а тело выбросили в море. Тогда понятно, почему оно в таком состоянии.
Эдуар оторвался от стекла.
— Этого не может быть! Заключение эксперта не оставляет сомнений: она утонула вследствие переохлаждения.
Арле покачал головой. Все эти доводы он уже перебирал по возвращении из «Биде».
— Ты никак не можешь отделаться от того, что наговорил какой-то негр! — продолжал Эдуар. — Состояние тела, состояние тела! Представь себе, что она ударилась обо что-нибудь в воде — о бревно, например. Рыбам же и капли крови хватит — тут же учуют.
Арле вертел в руках кольцо. Бриллиант отбрасывал блики на его землистого цвета лицо.
— А если самоубийство? Об этом ты не думал?
Эдуар состроил неопределенную гримасу. Сигарета у него в зубах дрогнула.
— Чтобы убить себя, нужна смелость, — сказал Арле, — и… веская причина…
Эдуар взял бутылку «Клаба» и сел рядом с кроватью.
— Ты свихнешься, если не перестанешь изводить себя. И выдумывать невесть что. Встряхнись, Аль! Поверь, отчаяние до добра не доведет, да и горю не поможешь. Мне ведь тоже, знаешь ли, порой бывает несладко.
Он наклонился к брату. Искалеченная губа его вздрагивала.
— Как представлю себе всю прожитую жизнь и все, что предстоит! Впереди старость. Как подумаю, что так и сдохну бобылем… здесь или еще где-нибудь, но бобылем.
Арле поднял глаза.
— Почему бобылем?
— Видишь ли, мне случается разглядывать себя в зеркало. Хотя бы по утрам, когда бреюсь. Забавно! Все никак не привыкну к бесподобной роже, которой меня наградило небо. А женщинам каково! Даже за деньги… Кроме внешности, еще и мой проклятый характер. Кто же это вынесет! Да ты ведь меня знаешь!
Он на минуту задумался, потом продолжил:
— Откровенно говоря, я и сам, наверно, не смогу никого полюбить настолько, чтобы пожертвовать тем немногим, что у меня осталось. Моей свободой.
Арле слушал его с удивлением и сочувствием.
— Свобода… Я тоже, Эдуар, рассуждал как ты — до тех пор пока два года назад не встретил Роберту… — Его голос дрогнул. — И понял, что всю жизнь искал именно ее… ее одну. С каждым днем она занимала в моей жизни все больше места. Видимо, это и есть любовь, когда сливается даже дыхание. Ну с чего бы она стала кончать с собой? — порывисто добавил Арле.
Эдуар сидел, разглядывая свои толстые красные пальцы.
— Альбер, я еще раз сделаю тебе больно…
Несмотря на то, что в комнате было не жарко, Эдуар весь взмок: Арле чувствовал запах пота.
— Ты всегда вел себя образцово, соблюдал правила игры…
Эдуар встал и зашагал из угла в угол, не поднимая глаз. Арле вдруг увидел, как нелеп его брат в широченных шортах цвета хаки и в белых гольфах, натянутых на волосатые икры. В нем было что-то почти отталкивающее.
— Не понял, — холодно произнес Арле.
Эдуар остановился перед ним. Арле тоже встал. Пару секунд они стояли лицом к лицу. Потом Эдуар отвел взгляд.
— В воскресенье утром, после морга, я зашел сюда. Мне хотелось отыскать какой-нибудь след, знак, который позволил бы что-то выяснить: ты поступил бы так же…
Эдуар тяжело дышал. На висках его блестели капельки пота.
— Так вот, я нашел, Аль. В ящике туалетного столика. Ключ торчал в замке.
Наступила тишина. Наконец Аль спросил бесцветным голосом:
— И что это было?
Он подумал о письме.
Эдуара явно терзали сомнения, однако он все-таки вытащил из кармана шорт и положил на край кровати конверт с пятнами пота. Арле схватил его, вынул содержимое, и лицо его помрачнело. Это было не письмо, а фотография. Арле ее раньше не видел. Роберта, одна, в чем мать родила и в позе отнюдь не художественной, до отвращения непристойной. Эдуар, отвернувшись, нервно отбивал пальцем дробь на стенке кровати.
— Какого черта ты лезешь не в свое дело? — выкрикнул вдруг Арле.
— Но…
— Я имею право снимать жену как мне вздумается.
— Так это ты… — пролепетал Эдуар.
Его обезьяньи ручищи повисли вдоль тела.
— Прости, Аль. Я думал сделать как лучше. Не хотел, чтобы чужие…
Но Арле не мог больше притворяться. Рухнув на кровать, он с мукой на лице разглядывал снимок. Роберта… Вот все, что она мне оставила, ее последняя улыбка! Но улыбается она не мне! Другому! Другому выставляет напоказ бесстыдно обнаженное тело! И я навсегда запомню ее такой…
