– О, какие люди пожаловали! – радостно приветствует нас уже подвыпившая компания. Судя по возрасту, здесь собрались такие же старшекурсники, как и мы.
– Дмитрий, Лев, Алексей, – коротко представляю я нашу сплоченную банду, – четвертый курс, журфак МГУ.
– О как! Правда москвичи!
– Ну, не совсем, – скромничаю я, – коренной москвич у нас только Лева. Я родом из Нового Оскола, Дима из Владимирской области.
– Да я тоже не в Москве родился, корни у меня вообще-то украинские, – тут же просекает обстановку умный Коган, – отец из Днепропетровска, а мама вообще с Одессы.
Лица присутствующих заметно добреют, и народ поплотнее сдвигается за длинным столом, чтобы усадить нас.
Ох, не любят москалей, не любят… А за что им нас любить-то? Языкастые, раскованные, за словом в карман не лезем и в обиду себя не даем. Дерзкие мы, одним словом. Хрен нас согнешь, проще уже прибить сразу. Этот московский стиль хорошо знаком большинству населения страны по посещениям нашей столицы. Да еще и Михалков со своим героем Колькой из недавнего фильма «Я шагаю по Москве» добавил в образ молодого жителя столицы свежих нот. Типичный московский обормот у него получился, с то и дело проскакивающими в голосе мажорскими нахальными интонациями. Но обаятельный! Вот так нас везде и воспринимают – с большой долей раздражения и с легкой толикой восхищения нашим нахальством. По воспоминаниям Русина, они в армии тоже москвичей не особо жаловали, считали их слишком наглыми.
Что ж, за отсутствием богатого лексикона можно и это обидное слово считать подходящим. Раз умнее и шустрее, значит, действительно наглые. Так что ведем себя скромно, не умничаем.
Московские дары вызывают прилив энтузиазма за столом – нашу водку тут же разливают по небольшим глиняным стаканчикам. Девушки, которых здесь меньшинство, пьют вино. Видимо, оно домашнее, местного кустарного производства. Кто-то из девчонок выдает нам тарелки и вилки, кто-то уже режет нашу колбасу, кто-то разламывает курицу на куски. Ясь консервным ножом шустро открыл банку со шпротами. Потом поближе подвинул нам тарелку с деревенским салом и самодельной бужениной, нашпигованной чесноком. И глиняную миску с солеными огурцами и помидорами. Отрезал от большой краюхи по хорошему куску ноздреватого серого хлеба. Ох, как же я люблю это натуральное деревенское «богачество»!..
– Ну, за знакомство! – звучит над столом извечный тост любой сборной компании, все чокаются и выпивают.
Нам тактично дают закусить и даже утолить первый голод. А потом приступают к безжалостному допросу.
– Що в столиці діється? Які новини?
Один из парней – Петя, кажется, – спрашивает это на украинском, словно хочет смутить или спровоцировать нас. Ага… нашел кого! Да мы сами на провокации горазды.
– Все нормально, Петро, життя йде своєю чергою, – хладнокровно отвечает ему умница Лева, засовывая в рот очередной кусок сала. И закатывает глаза к потолку от удовольствия. – Дуже смачно!
Мне стоит большого труда не рассмеяться. Ну, артист!
– Ладно, хорош! – быстро сдается парень, переходя на великий и могучий. – Правда, парни, что там у вас в Москве происходит? Вы ведь с того самого журфака, который на Красной площади демонстрацию устроил против ЦК?
– Ну, не демонстрацию, а митинг, – спокойно дожевав, отвечает ему Лева и тянется за соленым огурцом, – и не на Красной площади, а у Манежа. И не против ЦК, а в защиту родной советской Конституции.
Димон, не выдержав, начинает ржать в полный голос. Вслед за ним смеются и остальные за столом. Обстановка сама собой потихоньку разряжается.
– Нет, честно, ребят! Митинг был вполне мирным, нас даже милиция не стала разгонять, – вставляет Кузнец свои пять копеек. – Нашей целью было не помитинговать, а спасти одного нашего друга, которого арестовал КГБ.
– Вечно он у нас в какие-то серьезные истории влипает, – хитро косится Коган в мою сторону.
– Так вы знакомы с этим Русовым? – коверкает мою фамилию Ясь.
– Да кто ж у нас на журфаке не знает эту заразу?! – включаюсь я в игру друзей, делая себе бутерброд с бужениной. – Но в этот раз его арестовали не за дело.
