М. Королёва: — Но там есть еще… Вы видели его предсмертную записку, да?
А. Проханов: — Да-да-да.
М. Королёва: — Она показалась вам совершенно, как бы, соответствующей? Он мог написать такую записку, да? Или предположение о том, что человек такого образования, такого воспитания, вообще такой человек вряд ли мог сам написать такую записку?
А. Проханов: — А причем здесь образование? Я говорю о кризисном состоянии души, и в этом состоянии можно что угодно написать. Кстати, в этом состоянии неграмотный человек может начать писать каллиграфическим почерком.
Просто, повторяю, в очередной раз это будет использовано политикой, это будет политизировано. Это используют и либералы, которые сделают его мучеником и возведут вину за все случившееся на государство, как всегда бывает. Отыграются голландцы, сказав, что они-то причем? «Мы получаем такой материал изуродованный, измученный из этой чудовищной России». Отыграется МИД наш, обвинив в том или другом голландцев. Но драма его останется невыясненной. И поэтому гадать на этой трагической кофейной гуще не стоит.
М. Королёва: — То есть вы думаете, что правды мы не узнаем в результате?
А. Проханов: — Нет. Души сокрыты.
М. Королёва: — Похороны Деда Хасана. Я знаю, что в предыдущем эфире вы уже говорили об этой драме, об убийстве, о драме, которая произошла в центре Москвы. Но в конце недели были похороны. Вы знаете, наверное, что Грузия отказалась принять у себя тело Аслана Усояна, вора в законе, как его называли. И в результате его похоронили в Москве. Ну и обстоятельства похорон были, скажем так, не совсем обычные. То есть журналисты не могли войти на кладбище, при этом сообщалось, что полиции там нет. И вы знаете, у многих возникали вопросы: а почему всех, кто пришел на эти похороны (этихлюдей было много), почему их не задержали или хотя бы не проверили у них документы? Ведь было же понятно, из какого мира все эти люди.
А. Проханов: Тут несколько причин… Вообще, конечно, Дед Хасан — это фигура, которую, действительно, выстрадала вся русская история и вся русская литература.
М. Королёва: — О как!
А. Проханов: — И я думаю, что это, конечно, один из величайших наших современников. Может быть даже, он может сравниться с нашими крупнейшими политиками. Он пировал в здании, в ресторанчике «Каретный ряд», который размещается на территории дома Ростовых…
М. Королёва: — Вы так со знанием дела говорите — вы, наверное, тоже там бывали?
А. Проханов: — Он размещается на территории дома Ростовых, воспетом Львом Николаевичем Толстым. Старый русский особняк, такое, культовое место. Он размещается в левом флигеле. Если входить в этот дом перед памятником, он в левом флигеле находится. В этом левом флигеле в советские времена размещалась так называемая иностранная комиссия, откуда писатели уезжали за границу. Ну вот, скажем, мои коллеги Евтушенко, Вознесенский обычно ездили в Париж, в Лондон.
М. Королёва: — А, вот почему вы знаете.
А. Проханов: — А я обычно оттуда ездил в Афганистан, в Камбоджу. Это было тоже такое, закрытое культовое место. Это маленькое подразделение госбезопасности, секретные выезды, документы.
И потом одно из поколений писателей, уже после 1991 года, загнало за бешеные деньги вот это чудесное ампирное сооружение. Это были службы. Может быть, там была псарня, а может быть, там жили прачки. Загнало. И теперь там разместилось это гнездовье. По существу, представляете, я написал бы, переписал сцену обеда у Ростова, когда съезжаются гости, когда все это гостеприимство, — я бы туда вписал сцену похорон Деда Хасана. Потому что это вещи связанные. Ну и время небольшое прошло, и вот вместо первого танца, первого бала Наташи Ростовой — Дедушка Хасан.
М. Королёва: — Ну, там после балов-то еще была все-таки иностранная комиссия Союза писателей.
А. Проханов: — Иностранная комиссия — это инструмент не подавления, а инструмент, с помощью которого родилось очень много интересных произведений. Евтушенко и Вознесенский увидели мир, Париж, они пели осанну Кубе.
М. Королёва: — Ну да, не многие тогда могли увидеть мир, это правда.
