Р. Дэниел продолжал:
— Один за другим мы проверили все выходы из города. Знаете, сколько их?
Бейли покачал головой и произнёс наугад:
— Двадцать?
— Пятьсот два.
— Не может быть!
— Вначале их было ещё больше. А сейчас осталось только пятьсот два. Ваш город меняется медленно, Илайдж. Когда-то он стоял под открытым небом и люди свободно выходили за его пределы.
— Конечно. Я это знаю.
— Потом, когда город накрыли куполом, выходов было довольно много. И сейчас их ещё пятьсот два. Остальные застроили или закрыли. Кстати, мы не учитывали площадки для воздушного транспорта.
— Ну и что показала проверка?
— Безнадёжно мало. Эти выходы не охраняются. Никто из ваших чиновников не считает это в своей компетенции. Создалось впечатление, что они и не подозревают о их существовании. Поэтому можно выйти и вернуться в город совершенно незамеченным.
— Ну, что ещё? Оружие, конечно, исчезло.
— Конечно.
— Какие-нибудь улики?
— Никаких. Мы тщательно обследовали пространство вокруг Космотауна. Сельскохозяйственные роботы как потенциальные свидетели оказались совершенно бесполезными. Они ведь едва отличаются от машин, а людей там не было.
— Так, так… Что же дальше?
— Не обнаружив ничего у нас, в Космотауне, мы будем продолжать расследование в Нью-Йорке. Сейчас наша задача — обнаружить подрывные организации, если они есть, тщательно проверить всех инакомыслящих…
— Сколько вы собираетесь здесь пробыть? — прервал его Бейли.
— Сколько понадобится. Чем меньше, тем лучше.
— Понятно, — сказал Бейли задумчиво. — Жаль, что вам не дали другого напарника.
— Что вы, — возразил робот, — комиссар высоко отзывался о вашей лояльности и способностях.
— Очень мило с его стороны, — сказал Бейли язвительно.
«Бедный Джулиус, — подумал он, — совесть его мучает, вот он и старается ради меня».
— Но мы не ограничивались одним лишь отзывом комиссара, — заметил Р. Дэниел, — и навели справки сами. Вы открыто выступили против использования роботов у вас в отделе.
— Ну и что? Вам это не по вкусу?
— Отнюдь. Вы, видимо, выражали собственное мнение. Однако пришлось тщательно проверить ваш психологический тип. Оказалось, что, несмотря на отвращение к роботам, по долгу службы вы стали бы сотрудничать с одним из них. У вас необычайно высоко развито чувство долга и уважение к законной власти. Это то, что нам нужно. Комиссар Эндерби правильно вас охарактеризовал.
— Вы лично ничего не имеете против моего отношения к роботам?
— Нет, если это не помешает вам работать со мной и помочь мне выполнить задание.
Бейли был обескуражен.
— Ну хорошо, скажем, я прошёл тест, а как вы? — спросил он вызывающе.
— Почему вы считаетесь детективом?
— Я вас не понимаю.
— Ваше назначение — сбор информации, так ведь? Вы человекоподобная машина, призванная снабжать космонитов фактами о жизни людей.
— Неплохое начало для расследования, согласитесь? Быть машиной, накапливающей информацию?
— Для начала, быть может, и неплохо. Но это далеко не всё, что нужно детективу.
— К тому же в последний момент мои электронные цепи были перестроены.
— Любопытно узнать, каким образом, Дэниел?
— Очень просто. Моим мотивированным элементам было задано сильное стремление к справедливости.
— К справедливости! — воскликнул Бейли. Ирония слетела с его лица, уступив место выражению откровенного недоверия.
Р. Дэниел вдруг резко повернулся лицом к двери и сказал:
— Там кто-то есть.
Он не ошибся. Дверь отворилась, и в комнату вошла бледная, с поджатыми губами Джесси.
— В чём дело, Джесси? Что случилось? — забеспокоился Бейли.
— Простите, — тихо ответила Джесси, не глядя мужу в глаза. — Мне пришлось… — Она замолчала.
— Где Бентли?
— Он переночует в Детском зале.
— Как так? Ведь я велел вам вернуться.
— Ты сказал, что твой напарник останется здесь на ночь. Вот и подумала, что ему понадобится комната Бентли.
— Не понадобится, Джесси, — вмешался Р. Дэниел.
Джесси подняла глаза на Р. Дэниела, всматриваясь ему в лицо.
Бейли углубился в созерцание кончиков своих пальцев, охваченный предчувствием того, что может сейчас произойти и чего он не в силах предотвратить. Наступила тишина, тяжесть которой он ощущал физически, а затем откуда-то издалека, словно сквозь слой пластика, до него донёсся голос жены: