...Купалась дочь астаринского Мамед-хана с нянькой. Персиянки уединились и все на свете забыли – радовались теплу и воде. И было это у них смешно и беззащитно, как у детей.
Казаки подошли совсем близко... Степан выпрямился и гаркнул. Шахиня села от страха, даже не прикрыла стыд свой; нянька вскрикнула и обхватила сзади девушку.
Степан смеялся беззвучно; Фрол, улыбаясь, пожирал наголодавшимися глазами прекрасное молодое тело шахини.
– Сладкая девка, в святителя мать, – промолвил он с нежностью. – Сердце обжигает, змея.
– Ну, одевай ее!.. – сказал Степан няньке. – Или вон – в воду. Чего расшиперилась, как наседка!
Старуха не понимала; обе со страхом глядели на мужчин.
– В воду! – повторил Степан. Показал рукой.
Молодая и старая плюхнулись в воду по горло.
– Зря согнал, – пожалел Фрол. – Хоть поглядеть...
– Глазами сыт не будешь.
– Нехристи, а туда же – совестно.
– У их бабы к стыду больше наших приучены. Грех.
– Такая наведет на грех... Ослепну, не гляди!
Женщины глядели на них, ждали, когда они уйдут.
– Что? – непонятно, с ухмылкой спросил Фрол. – Попалась бы ты мне одному где-нибудь, я бы тебя приголубил... Охота, поди, к тятьке-то? А?
Старуха-нянька что-то сказала на своем языке сердито.
– Во-во, – «согласился» Фрол, – тятька-то ее – бяка: бросил доченьку – и драла...
– Будет тебе, – сказал Степан. – Купайтесь! Пошли.
Два дозорных казака на бугре, в камнях, тоже забыли про все на свете: резались в карты. На кону между ними лежали золотые кольца, ожерелья, перстни... Даже шаль какая-то дивная лежала.
Игроки – старый, седой и совсем еще молодой, почти малолеток, – увлекшись игрой, не услышали, как подошел Степан с Минаевым.
– Сукины дети! – закричал над ними Степан. – В дозоре-то?
– Да кто ж это так делает, а?! – подал голос и Фрол.
Молодой казачок вскочил и отбежал в сторону... Старик, понурив голову, остался сидеть. Весь он был черный от солнца, только борода пегая да голова седая. Он пригладил черной сухой рукой волосы на голове.
– Чей? – спросил Степан молодого.
– Федоров.
– Зовут?
– Макся.
– Знаешь, что за это бывает? В дозоре картежничать...
– Знаю.
– А пошто побежал? От меня, что ли, убежать хочешь?
– Прости, батька.
– Иди суда!
Казачок медлил.
– Ну, я за тобой гоняться не буду, на кой ты мне нужен. Снимай штаны, старый, тебе придется ввалить, раз молодой убежал. Раз ему не совестно...
– Эхе-хе, – вздохнул старый и стал снимать штаны. – Смолоду бит не был, дак хоть на старости плеть узнаю. Не шибко старайся, Степан Тимофеич, а то у тебя рука-то...
Степан краем глаза наблюдал за молодым.
Тот подумал-подумал и вернулся, распоясываясь на ходу.
– Напаскудил и в бег? – сказал Степан. – Плохо, казак. От своих не бегают. Чтоб ты это крепко запомнил, вложь ему, Микифор, полста горячих. А с тобой как-нибудь сквитаемся.
– Ложись, Максимка, всыплю тебе, поганец, чтоб старых людей не дурачил, – обрадовался Микифор.
– Обыграл? – полюбопытствовал Степан.
– Всего обчистил, стервец!
– Молодец! Не хлопай ушами тоже.
– Да он мухлюет, наверно! – воскликнул старый казак, как-то – и возмущаясь, и жалуясь – сразу.
– Кто, я мухлюю?! – возмутился и Макся. – Чего зря-то, дядя Микифор... Карта везучая шла. Я сам вчера Миньке Хохлачу чепь золотую продул – карта плохая шла.
– Ложись, ложись, – поторопил его старый.
Макся спустил штаны.
– А хоть и мухлюет – глядеть надо, на то глаза, – вмешался Фрол за-ради справедливости.
– За ими углядишь! Они вьются, как черти на огню... Зарок давал – не играть, нет, раззудил, бесенок...
Макся лег лицом вниз, закусил зубами мякоть ладони.
Степан с Фролом направились к другим дозорам.
– Сам щитай – сколько: я только до двух десятков умею, – сказал Микифор.
– Я скажу «хватит», а ты не поверишь, скажешь, обманываю... – Макся отпустил ладонь хотел было поговорить, даже и голову приподнял – тут его обожгла боль, он ойкнул, впился зубами в ладонь, не выпуская ее, крикнул: – Сам-то не злись, сатана!
– Я по спине увижу, когда хватит, – сказал старый. – А это тебе – за «сатану» – от меня, – старик еще раз больно стегнул парня. Потом еще раз, и еще раз, и еще – с сердцем, вволю... Скоро натешился – раз семь огрел – и велел: – Надевай штаны, будем дальше играть. Но станешь опять мухлевать!..
