… - И все же, Мария Никифоровна, — прервал затянувшуюся паузу Соколов, — нам придется поговорить о нем. Я хочу знать все об его друзьях. Все, что вы знаете.
— Что друзья, — удрученно сказала она. — разве он мне их представлял. Придут, поздороваются и в его комнату. А кто они, где живут, не знаю.
— Так-таки никого? — переспросил Соколов.
— Постойте, разве что Валерку. Вон из того дома, — она показала на окно. — Он тут часто бывал. Мы с его матерью в одном цехе работаем.
— И квартиру знаете? — обрадовался Соколов.
— А как же, двадцать восьмая, — объяснила она. — Мой то года на два постарше был.
Соколов быстро записал в блокнот, вернее в шикарную записную книжку, подаренную Леней на день рождения, полученные сведения и снова взглянул на притихшую женщину.
— А девушки у него не было? — спросил он, вспомнив про отпечатки женских сапожек.
— Нет, не было, — твердо сказала Мария Никифоровна, но тут же поправила. — Вообще-то приходила одна. Из группы его. Зовут, кажется, Людой.
Соколов записал и это. из коридора раздался щелчок захлопнувшегося замка.
— Извините, муж пришел, — Мария Никифоровна поднялась с кресла.
— Да я, пожалуй, пойду, — Соколов вскочил и направился за ней.
В коридоре оказался мужчина чуть повыше Марии Никифоровны. Под шапкой у него обнаружилась небольшая лысина. Он аккуратно положил шапку на полку и извлек из портфеля «Комсомолку», "Труд" и "Московские новости".
— Чего дверь открыта? — недовольно проворчал он, покосившись на Соколова. — Воры залезут, а милицию разве дозовешься.
— Здесь милиция, — произнес Соколов.
Мужчина уставился на него.
— Про Эдика спрашивал, — объяснила Мария Никифоровна.
Соколов кивнул, в темпе оделся и загрохотал вниз по лестнице, сказав на прощание: "Всего доброго".
Ему уже приходилось расследовать убийство. И сейчас, как в прошлый раз, на него давил комплекс неосознанной вины за то, что произошло; словно это из-за него, из-за какого-то его недосмотра случилось так, что оборвалась жизнь еще одного человека, словно он сам был виноват в этом. Соколов отлично понимал, что в большом городе такие случаи неизбежны, а число их будет увеличиваться с каждым месяцем такой жизни. Пришло время, когда самые добропорядочные граждане готовы были, выведенные из себя, кидать камни в огромные витрины пустых магазинов или «комков», куда ходят лишь как в музей, поглазеть на шикарные перспективы крайне отдаленного будущего и на продавцов крепких молодых парней, которые презрительно рассматривают серых «совков» и чувствуют себя в этот момент хозяевами новой, рыночной экономики. Но как и в прошлый раз Соколов готов был приложить все силы на поиск преступника. Нет, не из-за повышения процента раскрываемости, а просто, чтобы преступник, который вечером может ездит в одном автобусе с Соколовым, не слишком радовался своей находчивости и безнаказанности.
Впрочем здесь имелся иной случай, чем в прошлый раз. Тогда произошло убийство с целью грабежа, после которого осталась вдова с маленьким ребенком. Сейчас был явно не грабеж — даже дубленка, за которую без проблем можно отхватить не меньше пяти кусков, осталась на месте. Карты путал и нож, валявшийся рядом с убитым. На нем осталась кровь второй группы, тогда как у Полынцева оказалась первая.
Спускаясь, Соколов похлопал по спрятанной во внутренний карман пиджака записной книжке. Это уже было кое-что. Теперь путь его лежал в техникум, где еще неделю назад учился Эдуард Полынцев.
Так незаметно и пролетел этот день. В конце его, уже около четырех, Соколов отогревался в своем кабинете и наскоро выписывал две повестки: Крохалеву Валерию Юрьевичу и Самантской Людмиле Васильевне. Рядом недовольно сопел Бахарев:
— Дал я это объявление в газету, и знаешь во сколько мне это обошлось?..
— Кому другому расскажи, — буркнул Соколов и пулей вылетел из отдела. Конечно Ленька был неплохой парень, но если его что-то раздражало, то он буквально зацикливался на этом. В другое время Соколов может и выслушал его до конца, но в этот вечер Лена должна была прийти ровно к шести и опоздать на встречу казалось невозможным…
