— Э-э, да он сомлел с непривычки! — догадалась… а вот назову ее кикиморой!
— Лешенька, — коснулась моей руки Тетя Лиза (это когда она из-за стола выбралась?), — Сходи, погуляй. Развейся. На речку сходи. Помнишь, где речка?
— О, точно! Слушай, что Стражница говорит. Текучая вода хорошо хмарь оттягиват, не то, что болото. Мне ли не знать! — кикимора довольно заухала.
Все той же ватно-пуховой сомнамбулой я вышел на улицу. Предвечерний шелковистый свет озарял… какого черта! Откуда тут горы? Я вообще где?!
Каплей, переполнившей чашу, соломинкой, переломившей спину верблюда пофигизма, оказался высоченный горный хребет, прилавки которого начинались чуть ли не от западной околицы деревни Тети Лизы.
В полном обалде… смятении чувств я смотрел на неизвестно откуда появившиеся горы… Кикимора-алкоголичка — это ерунда, люди и не до такого состояния упиваются, а вот горы…
— Ал! А-ал! Эй, очнись! Я тут! Ау-у! — услышал я чей-то настойчивый зов.
С трудом оторвав взгляд от круч и высей, я посмотрел вниз. Миниатюрная стройная девушка в коротких шортах и футболке, хорошенькая, словно котенок, нетерпеливо подпрыгивала, в стремлении перекрыть собой горы.
— О! Наконец-то! Я его аукаю, аукаю, а он будто не слышит! Привет, Ал!
— Привет, — автоматически отозвался я.
— Ты чего такой? — девушка вдруг потянулась ко мне всем телом, даже на носочки встала, и, по-кошачьи дергая носом, принюхалась. — О, да ты только сегодня прошел, да?
— Да, — подтвердил я.
— А кто тебя провел? Ведь бабушка Леля…, - девушка смущенно оборвала фразу.
— Са… кхм!.. Сам.
— Са-ам?! — возмутилась девушка, — Ты совсем дурак, Ал?
— Нет.
— Не совсем? А чего тогда… Ай, толку сейчас с тобой разговаривать! Ты чего на улицу вылез?
— На речку иду.
— На реч… а, правильно! Текучая вода хмарь оттягивает… Эх, я бы с тобой пошла, но мне некогда! — и начала размеренно, чуть ли не по слогам, словно ребенку или иностранцу, втолковывать, — Сей-час и-ди на ре-ку. А пос-ле за-ка-та при-хо-ди на на-шу по-ля-ну. По-ни-ма-ешь?
— Понимаю, — в груди ворохнулось раздражение (не люблю, когда меня за идиота держат… о! эмоции прорвались!), — Я тебя и раньше понимал.
— Да? — недоверчиво спросила девушка, — Тогда скажи, как меня зовут?
— Э-э, не помню.
— Во-от! Короче, после заката на нашей поляне. У костра посидим… Серый обещал птичек настрелять. Пожжаримм! — девушка в предвкушении облизнула губы острым язычком, — Не забудешь? После заката…
— На нашей поляне, — послушно подтвердил я свою относительную вменяемость.
— Умочка! Ладно, пока.
Девушка резко развернулась и быстрым шагом направилась… ну, туда, куда она спешила до того, как заметила меня. Мой все еще подторможенный взгляд переместился на красиво покачивающиеся бедра и не менее красиво покачивающийся пышный хвост. ХВОСТ?! Такой… кошачий… Челюсть моя непроизвольно отвисла, и тут, словно подгадав момент, девушка обернулась. Оценила степень моей остолбенелости, подмигнула и пошла дальше, виляя попой с запредельной амплитудой. Как же ее зовут?
Деревню я прошел насквозь, больше никого не встретив. Или не заметив, потому что постоянно пялился на горы. На сверкающие снегом вершины, ледники, уступы и изломы.
Уже за околицей, почти на берегу неширокой, но бурной (ибо горной!) речки стояла кузница. Такая, как в кино. С распахнутыми широкими воротами, дымом из квадратной высокой трубы, отблесками пламени в темной глубине, глухими и звонками ударами металла о металл. И с тем, что могут показать только в виртиграх: горьковатым запахом горящего угля и каким-то ванильным запахом раскаленного железа.
Внезапно грохот прекратился и из кузницы вышел коренастый паренек в суконной робе и длинном кожаном фартуке, слегка топорщащимся на аккуратном пузе. Парень подошел к невысокой бочке, стоящей у стены, скинул фартук с рубахой и с блаженным хеканьем по пояс окунулся в бочку. Выпрямился, растирая воду по потному телу. На его руках и груди перекатывались внушительные мышцы, и даже "аккуратное пузо" оказалось гипертрофированно раскаченным прессом. Тут парень заметил меня и замер, словно не веря своим глазам.
