Я, мой муж и наши два отечества - страница 18
Ров шириною три метра и столько же глубиной, протяженностью почти в один километр — общая могила многих десятков тысяч здоровых, ни в чем не повинных людей: церковнослужителей, студентов и преподавателей вузов, ученых, изобретателей, музыкантов, писателей, артистов, да и просто обычных честных граждан — рабочих, служащих, даже домохозяек…
Приговоренных к расстрелу свозили на Бутовский полигон в основном днем, хлебовозками, и помещали в спецбарак на территории полигона. А «особо опасных» доставляли непосредственно перед расстрелом, глубокой ночью. Расстреливали в предутренние часы. Несмотря на то что черные дела свои энкавэдэшники делали в безлюдное время суток и в относительно безлюдных местах, местные жители слышали хлопки выстрелов и короткие крики команды сквозь приглушенные крики жертв…
Дедушку убивали 16 августа 1938 года. Что думал он, что чувствовал, когда их, приговоренных к смерти и привезенных в закрытых грузовиках в подмосковную глухомань, стали сгружать, словно скот, у неглубокой траншеи. Видел ли он, что в той страшной ямине уже лежали убитые, слегка прикрытые землей и каким-то мусором? Или он, всегдашний оптимист и романтик, смотрел только вверх, на яркие августовские звезды в предутреннем небе, стараясь вобрать в себя разом всю Вселенную, пытаясь понять, как же будет дальше существовать мир без него, без его разума? Без его деятельной энергии? Смерть казалась невероятной, невозможной… И в то же время смерть жестоко скалилась дулами ружей и наганов в руках человекообразных исполнителей приказов, поглощала людей прямо у него на глазах…
И, может быть, он вспоминал первую и единственную тогда свою внучку, меня то есть. Наверное… Потому что я думала о нем очень-очень часто, мечтая встретиться…
Встретилась через 77 лет… С местом его последнего пребывания на нашей земле, с его могилой — огромнейшим рвом на Бутовском полигоне…
Внучка репрессированного Иосифа Владимировича Филиповича, ученого-лесохимика, создателя первого в России канифольного завода, Э. Г. Филипович с книгой памяти «Бутовский полигон», 2013 г.
«Кому хоть раз довелось спуститься в погребальный ров Бутовского полигона, тот не забудет этого никогда. Вповалку, вперемешку, как в каком-то могильнике для скота, лежат останки тех, кто, как и мы теперь, были людьми, полными жизненных сил и планов на будущее. Сколько здесь погребено известных и безвестных талантов, невостребованных умов, непостроенных храмов, ненаписанных книг и картин, неродившихся детей, может быть, гениев, чьи открытия украсили и просветили бы мир! Сколько кануло в бездну воспоминаний, огорчений, радости и надежд! Тут праведники и святые, тут же и великие грешники: воры, убийцы и даже сами недавние исполнители приговоров…
…Преступления переполнили чашу, человеческий разум не в силах вместить их. Неисчислимы сонмы мучеников…»
«Бутовский полигон, 1937—1938», книга памяти жертв политических репрессий, кн. 3, стр. 15—16 и стр. 203. Постоянная межвед. Комиссия правительства Москвы по восстановлению прав реабилит. жертв полит. репрессий. (Приложение 8)
Бутовский полигон. Панихида по убиенным, май 2017 г.
Я ребенком ничего этого не знала, даже и предположить не могла, что такое возможно… И при этом на моей родной земле, в моей горячо любимой стране.
— декламировала я короткий стишок на новогоднем празднике в январе 1939 года. Свято веря, что в этом стишке все — правда.
Детство мое в довоенные годы проходило безоблачно: все, что касалось дедушки Иосифа и Калужской родни, где тоже были «враги народа», от меня тщательно скрывали.
В четыре года няню Полюшу сменил детский садик. Это одноэтажный деревянный дом с двумя просторными комнатами, кухней с кладовой и большой остекленной террасой, где двумя рядами торцами друг к другу стояли детские коечки с матрасиками, одеялками и другим спальным бельем.
Нас укладывали после обеда. За стеклом террасы по голубому небу плыли причудливой формы облака. Они то походили на синеглазых фей в пышных одеждах из белых или чуть розоватых кружев, то были огромными кораблями с белыми парусами, то напоминали какие-то невиданной красоты дворцы… Плыли медленно, неспешно сменяя друг друга. В полной тишине, от которой что-то тенькало в ушах и сами собой закрывались глаза…
