Маячил я не просто так, сдуру. Нужно было, чтобы меня видели и отметили про себя, что я свой. Когда придет время действовать, это даст возможность сблизиться, от меня не будут чувствовать угрозу.
Завернув за угол, под огромной ивой в десяти метрах от дома, обнаружил колодец, к нему и направился. Здесь, между домами никого не было, но я, продолжая играть роль немецкого вояки, подхватил ведро и стал набирать воду. А хорошо тут, в деревне, тишина, красота, летом, наверное, вообще обалденно.
Умывшись, да и напившись вдоволь, уже придумал план похищения офицера штаба, ибо что это, как не штаб, как все вновь изменилось и пришлось действовать нагло и быстро. Из-за угла интересующего меня дома вдруг появился военный, вроде ефрейтор, с ведрами в руках он подошел прямо к колодцу.
– Вода чистая? Господин полковник не любит тухлую воду! – произнес ефрейтор, беря в руки ведро.
– Отличная, – прошепелявил я приглушенно.
Я все еще вытирал лицо, делая вид, что очень стараюсь привести себя в порядок, дождался, когда фриц наклонится над колодцем, да и ударил его ножом в печень, надеясь только на темноту вокруг. Даже писка не было, солдат дернулся несколько раз, но быстро обмяк. Девать труп было некуда, поэтому просто скинул его в колодец с водой, стащив с головы фуражку. Неправильно это, но делать было нечего, пришлось поступить так скверно. Это я о колодце, а не об убийстве врага. Быстро оглядевшись, хоть и начинало светлеть, но все же еще темно, быстро набрал оба ведра, пришлось, кстати, потрудиться, немец в колодце мешал. Скорее всего, колодец неглубокий, раз я с таким трудом нацедил воды.
Фриц был без винтовки, поэтому и свою я бросил тут же, за колодцем. Заткнув за пояс штык-нож, хороший такой тесачина, я поднял ведра и направился к дому. Эх, если часовые сразу поймут, что я не тот, кто пошел за водой, мне амба. Но на первый взгляд, ростом мы с ним схожи, усов у меня, как и водовоза, не было, авось… Ну, я уже говорил. Мне главное подойти ближе, а там уже плевать на узнавание. Каску я поменял на фуражку ефрейтора, это должно помочь.
Перед домом, помнится, еще и возницы в телегах, народу много, да и конные спешились и сейчас обихаживали лошадок, но три раза тьфу…
Выглянув, осторожно осмотрелся и воспрял духом, все в масть сегодня, все в масть. Оба часовых отошли к телегам и о чем-то трепались с возницами. Те же, как и самые обычные вояки, укладывались спать, а зачем еще они там ложатся? Часовые смеялись и вполне правдоподобно завидовали, в общем, были заняты. Собравшись с духом, я взял ведра и, обходя плетень, вышел из-за угла.
Когда оказался возле крыльца, лишь один из них обернулся в мою сторону, но тут же его кто-то о чем-то спросил, и, отвечая, немец потерял ко мне интерес. Я наблюдал, не сбавляя шага, боковым зрением, выдохнул, только когда дверь, противно скрипнув, впустила меня в сени.
«Черт, куда я лезу, а? Поздно думать, пришел уже».
Открывая двери в хату и готовясь к тому, что сейчас мне свет в лицо ударит, я зацепился фуражкой за притолоку. Головной убор съехал набекрень, и это вызвало смех у тех, кто находился внутри. А было там два немца. Два матерых, в расшитых серебром кителях с орденами, офицера кайзеровской армии. Один, в солидном возрасте, с усищами как у таракана, лысой головой и небольшим животом. Второй – полная противоположность. Молодой, невысокого роста, худощавый, весь такой поджарый, что ли, и я сразу почувствовал, что он опасен. Я как последний мудак даже не подумал, что их может быть больше одного. Подумал, что офицер отправил своего денщика за водой, чтобы привести себя в порядок, значит, он один. Тут же передо мной появились сразу два офицера, а может, есть и кто-то еще…
Что они говорят, я почему-то понимал с трудом, уж больно быстро тараторят, да и смеются при этом, да и немецкий я знаю немного хуже английского. В армии было принято зубрить английский, они ж у нас всю жизнь как главный враг, да для себя еще французский изучал, нравилось читать на нем. Вот и вышло так, что английский знаю хорошо, для военного, конечно, а немецкий нужно бы подтянуть, тем более я изучал язык не столетней давности, да и разговорной практики почти не было, а изучение по учебнику это не живое общение, две большие разницы. С пятого на десятое понимаю то, о чем смеются фрицы. Глядя на меня ржут, конечно, что-то о нерасторопности и неуклюжести говорят. Подметив между делом лавку, где были еще ведра, стояла она возле печи, делаю несколько шагов и ставлю свои туда же. Когда руки оказались пусты, разворачиваясь и понимая, что офицеры сейчас во мне не узнают своего ординарца, выхватываю нож. Как молодой офицер успел выхватить пистолет, даже не понял, но пришлось его убивать быстро, ибо ждал такого именно от него. Нанеся несколько ударов в грудь врага, всаживая нож по самую рукоять со всей силы, я наотмашь ударил в лицо второго, стоявшего как памятник Ильичу. Так же незыблемо и с вытянутой рукой. Удары ножом с такой силой дали возможность быстро убить опасного противника, потому как, даже натыкаясь на ребра, нож все равно входил внутрь.
