Третья история, которой я хочу вас позабавить, касается уже меня. Я зашел сделать фотографии для одного из своих поддельных паспортов (у меня никогда в жизни не было настоящего паспорта, все мои паспорта, вниманию правоохранительных органов, были поддельными, чем я неподдельно горжусь).
Фотограф, увидев меня, всплеснул руками, начал пританцовывать, кричать: «Какое счастье, что вы заглянули именно ко мне! Я тоже в некоторой степени артист», далее шел монолог с шутками-прибаутками, цитатами из Александра Сергеевича Пушкина.
Он рассказывал мне, что следит за моим творчеством с детства.
...
Замечу, что все чаще ко мне стали подходить люди, рожденные еще до Клары Цеткин, и рассказывать, что они выросли на моих передачах.
На вид ему лет 195 (из уважения я скину лет пять).
Человек делает свою работу и все это время рассказывает, как я ему симпатичен и каким он полагает меня талантливым, щелкает меня, потом на компьютер выводит фото и говорит: «Как вы хорошо выглядите», говорит об этом искренне.
Я расплачиваюсь с ним за работу, выхожу из мастерской и слышу, как он звонит кому-то и говорит: «Люся! Только что разговаривал с Авраамом Руссо!»
Как вы понимаете, уровень моей самооценки сразу достиг критической отметки под названием «вечная мерзлота», потому что уже с кем только не проводили параллели, глядя на мою испещренную морщинами рожу: с Шоном Пенном, с Гари Барлоу – но это было давно, с Энди Гарсия, который, кстати, приезжает в Москву. Со спины даже с Андреем Григорьевым-Аполлоновым. Но не с Авраамом Руссо.
Мне хватило душевных сил с иронией отнестись к этой ситуации, потому что на подсознательном уровне я понимаю, что если бы я писал про этот памфлет отдельную статью, я бы ее закончил следующей виньеткой: что ж, к этому я, сознательно или бессознательно, шел всю свою жизнь.
Сдохнуть молодым
Со времен мезозоя меня мало что удивляет. Даже, страшно сказать. Анна Чапман, даже Сергей Миронов, ну, может, недавно Киркоров, отказавшийся со мной пить. Тем более меня не могла удивить «Дискотека Авария», в канун своего юбилея взявшаяся рассуждать о своем вкладе в мировую культуру. Даже протоиерей Чаплин, суля российским барышням огонь вечной кары за ношение коротких юбчонок, не в силах потрясти меня.
Есть вещи посущественнее, как сказала бы певица Максим, призов уменьшающейся значимости.
Есть, как сказал бы поздний я, общественная дразниловка; один-единственный способ растормошить тюфяка: задать ему пренеприятный вопрос, вопрос с негаданной начинкой.
Пренеприятный, то есть апокалипсический.
Каждый раз это вопрос про Счастье, в конце концов. Про то, надо ли по временам проваливаться в себя. Все мы, по большому счету, одинаковые существа, безоговорочно отменившие рай земной по Марксу. В необходимые минуты мы все, что угодно, отдадим за секунду счастья!
...
Из соображений личной гигиены многие не участвуют в соцопросах, а в Америке соцопросы обожают. Там вообще не бывает идеальной жизни без соцопросов. По ним сразу можно определить, кто и на елку влез, и зад не ободрал.
По соцопросам поверяют правильность собственной жизни, ореол, его наличие, нормальности над башкой.
Благодаря соцопросам там сверяют часы, духовный путь и душевное здоровье.
Конечно, нам, туземцам, многие соцопросы и здесь-то кажутся бессвязными, а уж их-то, вражьи…
Сейчас мы проверим, какая у вас конструкция личности. Нескуловоротный вопрос сформулирован так: если бы вы могли выбирать, что бы вы выбрали:
...
ЖИТЬ ТОЛЬКО ДО 75 и пребывать в отличном здравии (стало быть, отойти без столкновения с болью)?
Или жить дольше 75, но обремененным болячками?
Содержательный вопрос, правда?
Мне лично всегда казалось, что после 30 жизнь окрашивается в аспидный цвет. Теперь, когда я близок к обозначенной цифре, мне начинает казаться, что я только начинаю. Между тем мое мыслительное устройство подсказывает: первый вариант – мой. Есть точка зрения, что самое начало жизни и самый ее конец – идентичны. Природа делает кольцо.
Американцы не вкрадчиво, но громко заявили о своих приоритетах: 75 процентов не хочет долголетия, отравленного хворями; тем, которым от 18 до 29, этот вопрос показался неуместным: 89 процентов хотят жить «лучше меньше да лучше»; из 30-летних 75 процентов тоже хотят высокохудожественной жизни до эры болячек; даже 56 процентов 60-летних не хотят конфликта между желанием и возможностями; хотят комфорта.