- Хамьё и земляне, - замечает Иван Купышта. - Всегда подозревал, что Байно и Астрицкий - самые обычные хамы. Как поздно я убедился в этом! Нотка, не слушай их, я тоже возьму тебя замуж, даже если дохтур согласится. Он будет меня лечить, ты будешь меня любить…
Мы не можем остановить сей-весь флейм. И это нормально. Я испытываю ужас, я боюсь так, как боятся только в рассказах и повестях или в кино, я прилагаю все усилия, какие только могу выработать, чтобы не начать молча рваться из фиксаторов. Думаю, я не одинок. Нам даже рекомендовали болтать. Очень страшно. Мы отлично знаем статистику выживания членов "похоронной". Один из нас наверняка, - а возможно и двое, - доживают по-настоящему последние минуты. Точно рассчитать дозу невозможно. Предсказать поведение Щ-11 в последней фазе существования её - невозможно. Статистика выживаемости на финише - один запятая три десятых трупа к пяти. Поэтому каждый из нас способен профессионально заменить каждого. Поэтому нас нечётное число. Поэтому нас всего пятеро, никто не хочет оказаться шестым.
- Самое время сейчас включиться интеркому, - говорит Дьяк. - Самое время нашим врачам-убийцам проявиться и сказать что-нибудь утешительное добрыми мудрыми голосами.
- Спасите, спасите, - говорю я, стараясь, чтобы звучало высоко и с горечью. - Я умираю. О, увы мне. Мне так горько.
- Начитан, сволочь, - замечает Голя Астрицкий. - Изложено, космачи, а?
- А у меня в глазах темнеет, - говорит Нота.
- А у меня тоже…
- А у меня во рту сухо и гадко.
- Щ-11 включила канализацию, - говорит Иван.
- Тьфу! - отвечаем хором.
- А у меня АСИУ отошёл, - через паузу сообщает Голя Астрицкий. - Я подтекаю… - Но мы уже не смеёмся. Мы уже иссякли. Мы уже прощаемся. Полчаса уже прошло, скоро мы умрём.
Я внимательно к себе прислушиваюсь. Но пока ничего необычного мой организм мне не сообщает. Есть давящая боль в локте, на который заведена системная насадка, головной фиксатор немного натёр лоб и виски. Что ещё?… определимся по времени. Прошло больше получаса. Сколько точно? А-а, вот оно. Как и сказано в анамнезе, ровно так: я уже не могу точно определиться по времени. Это явный уже сбой, нештат. Вот тут-то я и успокаиваюсь. Баклушами бить поздно; мельница проехала.
- Группа, отчёт! - говорит вдруг Дьяк.
- Пилот, - откликаюсь я автоматически. Нет… пока работаю. И с приличной скоростью, - отмечаю не вслух.
- Соператор, - говорит Нота.
- ЭТО первый, - говорит Голя Астрицкий.
- ЭТО второй, - говорит Иван.
- Врач, - заключает Дьяк. - Ну надо же, все как на подбор. Сильные люди. Смелые люди. Может, вызвать подмогу, пусть ещё ядку вольют?
- Проще трубкой какой-нибудь по голове дать. И надёжней, - говорит Голя Астрицкий.
Хихик дуэтом Нота - Дьяк, но натужно-искусственный, по инерции, и - хором замолкаем.
- Знаете, что меня больше всего раздражает? - спрашивает через какое-то (неопределимое) время Голя Астрицкий.
- Кого что, - откликается Нота. - Вряд ли одно - всех. Но неважно. Ты продолжай, а то я чуть не заснула.
- Нам же ещё больше месяца тут торчать до старта! А могли бы жить да жить. Кроме того - проводы. Банкет. "Прощание славянки". Ручьём скупые слёзы.
- А ты прав, Голя. Я, например, никогда раньше живого землянина не видела, - говорит Нота. - Посмотреть бы. Пообщаться.
- А зачем тебе? - как можно более пренебрежительно спрашиваю я. - Для греховной коллекции?
- Ты привязался же ко мне с моими грехами, Марк!…
- Я видел землян в кино, - объявляет Голя Астрицкий. - Я не верю кино. Я подозреваю, что у них по две головки и кисточки на ушах. И вижу, что Нотина наша тоже так думает. Ты должен её понять, Марк. Младые женщины любопытны.
- У кого кисточки? - переспрашивает Иван, а Нота одновременно переспрашивает:
- А что за кисточки?
- А что за головки, тебе известно? - ядовито говорит Дьяк.
- У землян же, - отвечает Ивану Голя Астрицкий. А Ноте отвечает: - Зелёные такие. На ушах.
- Что значит слово "кисточка", умник?
- Да, блин-малина-водолаз, из волос кисточки. Как у белок.
- Сейчас она спросит, что значит слово "белок", - говорю я.
- "Белка", - говорит Нота. - Я знаю, что такое белка. Это такая кошка. А где у них кисточки, Астрицкий?