Я — это ты - страница 4

— Тогда выбирай.

Чтобы угодить, пришлось показывать тебе множество изображений женщин. Среди них были знаменитые артистки, признанные красавицы, известные светские львицы и обычные девушки, занятые в проекте, удачно снятые во время наблюдения. Ты быстро успокоился и, довольно развалившись в кресле, начал ворчать что-то вроде «Давно бы так» и «Вот, совсем другое дело», порывался выразить свое мнение, как будто без слов было непонятно! Одобрение, внимание, азарт или скука — все и так было написано на твоем лице, оставалось только читать и делать выводы. У меня уже подобралось изрядное количество предпочтений, и даже сложился усредненный образ, привлекательный для тебя, когда на одном из слайдов ты узнал Эллайру, и благоговейный трепет отразился в чертах, изученных мною до последней мелочи.

Все верно: человеку свойственно питать особое пристрастие к избранному лицу противоположного пола, об этом так или иначе упоминается во всех курсах психологии. Движение слайдов замерло — ты сделал свой выбор. Осталось самое простое — воплотить столь приятный тебе образ и продолжить знакомство.

Но только мне никак не хотелось принять этот твой выбор и эту привязанность.

Почему Эллайра? Почему вдруг оказалось важным, что именно она, а не любая другая? Ведь она даже не женщина!

Это раздражало. Это отвлекало от основной задачи, заставляло переключаться на другие, второстепенные; автоматически запускало множество процессов одновременно, создавая перегрузку компьютер и угрожая аварийным отключением. Такое состояние оказалось новым для меня. Новым, неожиданным и очень нежелательным. Только вот избавиться от него не выходило!

Остановиться. Остановиться! Стоп! СТОП! Нет! Нет, нет, нет…

…Эллайра! Это был очень удачный снимок — она стояла вполоборота, а свет скользил переливами по ее шелковым волосам, по светлому платью, словно ласкал нежные изгибы фигуры. Глаза ее были особенно глубоки, а губы улыбались… что-то я не мог припомнить такой улыбки на работе, а уж, кажется, знал их все!..

Я залюбовался и на какое-то время забыл, где нахожусь и чем тут занимаюсь, а когда опомнился — слайд стал только слайдом на экране в темноте небольшого демонстрационного зала, а в соседнем кресле сидела она, Элли, хрупкая девчонка, больше похожая на парнишку, с безобразно выщипанными волосенками. Она плакала.

Я пою безобразно, зато смешно — Элли всегда хохотала, а потом начинала подпевать. Музыку включать нельзя — на это нет энергии.

— Элл, не молчи, спой со мной, помнишь, как раньше? Дай ты мне помереть весело, черт возьми! Ну, давай вместе:

Она молчит, упрямая, а мне хочется улыбаться. Я горжусь ей, как сокровищем, как отец мог бы гордиться дочерью — сильная, с характером. И себе на уме, плутовка. Молчит, а кормит удивительно. И как только ей это все удается: сырный суп, жаркое, даже вино… я же знаю, что у нас ничего нет. Наверное, это просто иллюзия, но я не хочу об этом думать. Пусть будто бы правда, пока еще можно. Пока еще есть и еда, и вода и воздух… а до тех пор, Элл, я не позволю тебе влезть в управление кораблем, нет, родная. Мы летим домой… ты — летишь.

Ты лежишь в кресле пилота и, глядя в потолок, пытаешься петь. Ты уже неделю почти не встаешь, перемещаешься с трудом, и с каждым днем это становится все заметнее. Мелодия звучит некрасиво, негармонично — петь ты не умеешь. Но всегда что-то происходит, когда ты поешь, что-то меняется в тебе, в окружении. И во мне — мне становится весело. Все как будто упрощается и решения приходят легко, быстро, сами собой. И мне тоже хочется подпевать. Хотелось, раньше. Теперь — нет.

А ты просишь, чтобы спела.

Или поговорила. Но я — не могу. Боюсь.

— Элли, а вот скажи, что кончится раньше, еда или вода? Ты же должна знать, ты наверняка все уже просчитала. Без еды можно прожить дней, наверное, двадцать… а без воды только три, да? Или раньше кончится воздух? Я не хочу задыхаться. Замерзнуть… наверное, это будет лучше всего — проще всего, да?