Уже в ноябре немцам очень здорово доставалось. 23 ноября Юго-Западный фронт должен был соединиться со Сталинградским около поселка Калач. Там мы как раз замыкали кольцо окружения, в котором оказались главные силы гитлеровской группировки. Мне об этом сообщили, когда я пришел на наблюдательный пункт. И пехота на нашем участке должна была пойти в атаку точно после залпа нашей батареи. Артподготовка тогда с нашей стороны была мощная — минут сорок длилась, аж было небо в зареве, как будто горит все! И вот через сорок минут я дал залп в глубь позиций противника. Я старался залп очень чувствительный дать, чтобы деморализовать немцев окончательно. Так и получилось — их ведь сначала артиллерия долбила, потом еще и «катюши». А после этого сразу пехота в атаку — по нашему сигналу. Причем пехотинцы даже с оркестром наступали, чтобы окончательно врага деморализовать. Знамена развеваются… И удалось тогда нашим пехотинцам разорвать южную и северную немецкие группировки под Сталинградом. Вот тут уже чувствовалось, что идет к победе.
Самое интересное, пригласили меня недавно выступать перед телевизионщиками в Музей Великой Отечественной войны. А там вместе со мной выступал один подполковник. Оказалось, он как раз тогда в пехоте на моем участке служил. Он так обрадовался: «Так, оказывается, это по сигналу твоей батареи мы в наступление пошли!»
Но, вообще, из-за дефицита снарядов нам удавалось производить залпы гораздо реже, чем хотелось. К примеру, за весь январь 1943-го моя батарея сделала только восемь залпов. 31 января 1943 года сдалась южная группировка и сам Паулюс. Гитлер как ни старался, подкрепления им бросал, воздушный мост организовал, но ничего у него не вышло, только самолетов много потерял. А когда 2 февраля уже и северная группировка была разбита, тут по всей Германии траур был. Пленные немцы шли колоннами, как стадо овец, обмороженные, напуганные. После их капитуляции под Сталинградом собрались мы с моими бойцами в большой землянке. Там горела коптилка бензиновая из гильзы. И один солдат мне говорит: «Товарищ комбат, вы нам рассказывали, что стихи писали, когда учились на гражданке. А может, напишете о нашей победе под Сталинградом?» Я согласился. Они мне помогали, и мы буквально за час создали стихотворение. Его начало было таким:
Сталинград. Победа нам в огне досталась.
Легендарная «катюша» помогла.
По полям, лесам, болотам пробиралась,
По тропинкам узким каждого села.
Бойцы очень просили меня, чтобы я из него сделал песню. Исполнил их наказ я только в 60 лет.
После окончания битвы я оставался в Сталинграде еще около двух месяцев, чтобы добивать остатки войск противника. Некоторые фашисты были такими упертыми, что даже в этих обстоятельствах не хотели сдаваться.
Самый опасный эпизод из тех боев случился, если мне не изменяет память, 7 или 8 февраля. Наша батарея по-прежнему размещалась в районе поселка Калач. К этому моменту небо над городом уже патрулировали наши самолеты, и мне доложили, что в трех километрах от нашей батареи в засаде стоят замаскированные немецкие танки. Я тут же послал туда батарейную разведку. Они вскоре подтвердили, что, действительно, немецкие танки в засаде. И тут меня вызывают на наблюдательный пункт штаба. Ну, благо он рядом, бегу туда. Там начальник артиллерии меня спрашивает:
— Ты уже в курсе дела?
— Да, — говорю, — моя разведка уже подтвердила. Немецкие танки в засаде.
— Хорошо. Тогда беги на батарею. Танки вечно стоять не будут, в конце концов они на вас пойдут. И ты имей в виду — выбор у вас один: жизнь или смерть. Гвардейцы твои — стойкие ребята. Можешь объяснить им, что находитесь в таком положении. Готовь поточнее данные. Но и технику готовь к взрыву.
Здесь надо сказать, у нас приказ такой был: если что — «катюши» взрывать, чтобы они врагу не достались. И в каждой машине у нас было взрывное устройство. Остается командир орудия в машине и шофер, держат машину на газу. Я своим заранее команду дал: в случае промаха все должны уйти, отстреливаться. А командир орудия вместе с шофером должны были поджечь бикфордов шнур. Ну, он десять сантиметров в кабине, быстро горит. Коснулся огонь контактов — сразу взрыв и все взлетает в воздух вместе с теми, кто в машинах. И у нас уже все были готовы к этому. Я сам стоял возле первой установки. Если что, взорвался бы вместе с ней. Но умирать, конечно, не хотелось.
