Леля замотала головой. Если бы я мог подняться, хотя бы пошевелить рукой. Но парализующий укол сделал свое дело. Я не чувствовал ничего, кроме боли Лели, кроме ее истошного беззвучного крика. Я не видел ничего — зрение резко отказало, перед глазами мелькали белые круги. Но в голову заливались картинки из мозга Лели.
Похороны, цветы, похороны… Мерзлая земля под лопатой могильщика. Заунывная песня саксофона и голубая брошка в руке Лели. Острая застежка колет пальцы. Гранатовми зернами капают из ладони капельки крови, орошая черную землю.
Снова похороны.
Горсть сухой глины в руке. Слезы. Шкаф и шкатулка с ириской. Кашемировый плед, пестрый, клетчатый.
Леля дрогнула, застыла с пляшущим огоньком в ладони.
Такая родная, такая несчастная, такая маленькая посреди огромной Галактики чужаков, посреди бед, оскалившихся со всех сторон. Я должен был ее защитить, но снова не сумел.
Внутри что-то взорвалось. Словно сердце не выдержало и треснуло.
— Если ты никому не скажешь, мы используем всех пестреконов из двух других колоний. А пока ловим, кто знает, возможно, они снова начнут плодиться, — Беззар напоминал мне демона. Самого настоящего, адского демона в человеческом обличие. Он соблазнял Лелю, давил на самые болевые точки. И она дрожала от боли воспоминаний, от тоски и безысходности прошлого.
А я… я слова не мог выдавить в поддержку Лели.
Внезапно Плазма выпрямилась, расправила плечи и повернула голову. Моя уже не ворочалась, но по лицу Лели, по ее настроению стало ясно — прибыло подкрепление.
Как они узнали — где мы? Тоже благодаря Илье, скорее всего. Вездесущий коммунист, похоже, имел гораздо более серьезные связи, чем полагала Леля. Иначе как он так быстро нейтрализовал корабль на орбите Муританны?
— Дура, — выплюнул Беззар.
— Аскооольд! — закричала Леля. Мои глаза застила белая пелена. Но я еще слышал топот ног правительственных агентов, ругань Беззара и вздохи Лели. И прежде чем провалиться в темноту ощутил ее прохладную ладошку на лице.
…
Тьма владела моим сознанием недолго.
Боль пронзила запястье, расползлась по венам, и я открыл глаза. Зрение сфокусировалось в рекордно быстрые сроки — военный антидот действовал превосходно.
Правительственных агентов и вояк уже не было видно.
Леля сидела рядом, на полу пещеры и гладила меня по голове, пропуская волосы сквозь пальцы.
— Я-а-а… — голос был еще хриплым, слова скатывались с одеревеневшего языка ценой огромных усилий. — Я люблю тебя, Леля, — выжал из себя.
Она посмотрела — удивленно, словно не веря собственным ушам.
— Что такое? — сердце гулко ударилось о грудную клетку. Я приподнялся на руках, игнорируя уколы — при каждом движении, казалось, в кожу вонзаются сотни булавок.
Вгляделся в лицо Лели. Она осунулась, побледнела, под глазами проступили синие круги. На щеках белели засохшие дорожки слез.
— Ты не веришь? — с каким-то глухим отчаянием спросил я. Снова здорово! Она опять от меня шарахается. Усталая обреченность разлилась по телу слабостью, даже немощью.
Я едва удержался, чтобы не рухнуть на каменный пол пещеры заново — даже руки затряслись.
— Да нет, верю, — вздохнула Леля. — Просто не думала, что ты скажешь это первым. Только очнулся и сразу об этом.
— Я очнулся ради этого. Ради тебя, — признался я — ее неравнодушие и ответ придали сил. Я поднялся и посадил Лелю к себе на колени, чтобы не мерзла на каменном полу. — Тяжело тебе пришлось. И я не помог, — не сдержал сожаления.
Она помолчала, шмыгнула и вдруг прильнула ко мне всем телом. И так, ни говоря ни слова, просидели мы несколько минут, наслаждаясь близостью друг друга. Тем, что мы друг у друга есть. Тем, что мы друг друга нашли.
