Алисой.
— Я не могу уйти. Не могу тебя оставить. — Объятия Лео стали крепче. — Мне не хватает сил.
— Мне тоже. — Я заплакала, теперь уже тихо, благословляя его своими слезами. На меня снизошла почти умиротворяющая печаль. Мне безумно хотелось забыться в объятиях Лео, пока меня силой не оторвут от него.
— Вот. — Не снимая мою голову со своего плеча, Лео достал из нагрудного кармана что-то блестящее и протянул мне. Ярко блеснули отразившиеся от камней солнечные лучи.
— Что это?
— Твоя заколка. Она упала, когда… когда мы были… Словом, я вернулся и поднял ее.
Я взяла маленькую серебряную заколку, украшенную россыпью бриллиантов, и сжала ее в ладони. Заколка оказалась холодной и на удивление тяжелой.
— Это заколка Эдит, — прошептала я, закрывая глаза. — Она одолжила ее мне. Я была так счастлива… она была так счастлива…
В эту минуту раздался крик, который доносился из противоположного конца сада:
— Алиса, скорее! О, Алиса… иди, пока не поздно!
Звала Рода, стоявшая у калитки сада, она бешено махала руками.
Я вскочила, внезапно почувствовав прилив сил к каждому нерву, к каждому мускулу своего тела. Сердце бешено билось, я знала, что меня ждет, и знала, что делать.
Я побежала. Лео до последней минуты держал меня за руку, мои пальцы касались его пальцев, и вот между нами ничего не осталось. Ничего, кроме правды. Но вот я услышала его крик:
— Беги, я подожду тебя!
— Нет! — Я не стала оглядываться. Я смотрела только вперед. Мои пальцы еще крепче сжали заколку, застежка впилась в ладонь, но я не ослабила хватку. Я бежала, едва касаясь земли, калитка, которую только что захлопнула Рода, еще продолжала болтаться на петлях. — Нет, не жди… Ради Бога, уходи сейчас, пока я в силах держаться!
Тогда я могла держаться. Только вбежав в дом, где уже слышались настойчивые, громкие голоса, хлопанье дверей, отчаянный вопль, я поняла, что у меня нет сил видеть, как и он покидает меня.
В ту минуту мое сердце раскололось надвое. Одну половину взял с собой Лео, другую — моя сестра. Я попрощалась с обоими и знала, что эти потери невосполнимы.
Мою сестру Эдит хоронили в чудесный июньский день. Солнце светило так ярко, а птицы заливались так громко, что это могло либо усугубить боль, либо успокоить ее.
Эдит положили в гроб в свадебном платье, которое доставили накануне. Рода, Вайолет и я шли за гробом, облаченные в платья подружек невесты, которые выбрала для нас сама Эдит. Вместо привычного венка на крышке гроба покоился свадебный букет. Обри Харкурт страдал больше всех. Его рыдания не умолкали на протяжении всей службы.
Принц Леопольд нес гроб среди прочих. На его левом рукаве была черная шелковая лента. Многие из присутствующих, заметив, как он печален и бледен, отметили его привязанность к семье декана.
Наши взгляды встретились лишь раз. Когда гроб поставили на постамент, принц отошел назад и сел. Но, прежде чем сделать это, он остановился, повернулся и пристально посмотрел мне в лицо. Увидев в его прекрасных голубых глазах печаль, а на лице безмолвное горе, я поняла, что на самом деле у него на сердце. Не отводя взгляда от его глаз, я поднесла пальцы к губам, поцеловала их и послала ему воздушный поцелуй. Мои глаза обжигали слезы, и я ничего не видела, кроме лившегося через витражи окон великолепного света.
Моя любовь прошествовала по проходу между рядами прочь от меня. Я знала, что никогда больше не увижу его.
Каффнеллз, 1914
— Алиса, ты только послушай: тут один малый пишет книгу о покойном короле. Так по его словам, несчастная старая королева позволила миссис Кеппел посетить короля на смертном одре. Что ты об этом думаешь?
Опустив «Таймс», я приподняла брови и через стол воззрилась на мужа, скрывавшегося за собственной, только что принесенной его дворецким газетой. Я продолжала смотреть на мужа до тех пор, пока он не опустил ее и с робкой улыбкой не посмотрел мне в глаза.
— Королева всегда проявляла большое понимание во всех этих… делах, — сказал муж и снова поспешно спрятался за газетой.
— Да. Разве это не трогательно? Королева проявила такое понимание по отношению к любовнице короля… ко всем им. Она, Александра, очень великодушна.