— Перестань смеяться, — недовольно сказала я Ине, потрясенная до глубины души. Ведь это она всегда твердила о хороших манерах, а теперь смеется над бедной некрасивой Прикс. — Прикс не виновата, что она некраси… ну, то есть что у нее бородавки, — продолжала я, вспомнив слова мамы. — Потому-то мистер Доджсон и не ходит к нам: он не хочет, чтобы люди сплетничали о нем и Прикс, потому что это нонсенс.
— Ты — злая девчонка! — Прикс вдруг оказалась возле меня. Ее глаза налились кровью, широко раскрытый рот исказился в уродливой гримасе, а руки дрожали, даже когда она схватила лежавшую у доски указку, которую занесла надо мной.
Вот тогда Ина перестала смеяться. Она сжала мою руку и потянула к себе, словно желая оттащить меня от гувернантки.
Я остолбенела, сердце сковал ужас, я не могла дышать, хотя каждый нерв моего тела побуждал меня к бегству. Даже моя кожа пульсировала от желания бежать, но я оставалась на месте. Я не могла бежать. Ибо я не могла себе представить, что Прикс — или кто-либо вообще — может меня ударить.
Я знала, что некоторых детей регулярно бьют, например, девочку со спичками из сказки. Но ни меня, ни Ину или Эдит никто никогда и пальцем не тронул. Поверить, что Прикс на это способна, я не могла, а потому внутренний голос говорил мне, что бежать глупо — все равно ничего не произойдет.
Ничего и не произошло. По крайней мере в тот момент. Прикс окатила меня ледяным, тяжелым взглядом, и мое сердце сжалось от того, что этот взгляд мог означать для меня и сейчас, и в будущем. Плача, она выронила указку, закрыла лицо руками и отбежала в угол комнаты. Дрожащим голосом она попросила нас оставить ее одну — наверное, уже пора обедать, и Фиби будет нас искать.
Ина выпустила мою руку (пыталась ли она меня защитить?) и, взяв за руку Эдит, вывела ее из комнаты. Я на цыпочках приблизилась к Прикс, но она остановила меня, вытянув вперед ладонь, и я на дрожащих ногах проследовала за сестрами. Я искренне не понимала, что сделала не так.
Мне казалось, Ина на меня разозлится (она всегда и во всем принимала сторону Прикс), но та, к моему удивлению, обняла меня.
— Ох, Алиса, — выдохнула она мне в ухо. — С тобой все в порядке? Милая ты моя!!!
Я вырвалась из ее объятий. Мне не нравилось, когда меня обнимают, хотя к папе и мистеру Доджсону это не относилось.
— В чем дело? Почему все так странно себя ведут? — Глаза мои наполнились слезами, ибо я знала: случилось что-то страшное, и я каким-то образом в этом виновата, хотя всего лишь желала объяснить Прикс, что жить станет всем гораздо проще, если в присутствии мистера Доджсона она не будет вести себя так глупо.
— Какой ты еще ребенок! Ты не знаешь… но это ничего. Это даже хорошо. Никто не должен знать до поры до времени. Прикс должна была это услышать. Ведь она вела себя как дура!
— Чего я не знаю? — Я чувствовала, что на самом деле я знаю, знаю даже слишком много, но просто не вижу в этом смысла.
— Не важно. Но благодаря тебе я теперь уверена. Уверена более, чем когда-либо. Ох, Алиса! — Она захлопала в ладоши, заскакав в веселом танце. Ее длинные каштановые волосы подпрыгивали у нее на спине, щеки порозовели, а глаза потеплели.
— Уверена в чем?
— Ты слишком мала, чтобы понять. А я нет! Я нет, я нет! Я так рада! — Она взяла Эдит за руку и стала махать ею вверх и вниз. Я думала, она вот-вот вскочит на стойку перил и попробует взлететь, и какой возбужденной, какой непохожей на леди она сейчас выглядела. Если в обычных обстоятельствах я бы ей об этом заявила напрямую, то теперь я была слишком сбита с толку.
— Почему мы не идем обедать? — спросила Эдит, валясь на пол и вытягивая перед собой ножки в маленьких черных туфельках. — Разве еще не пора?
— Ох, ну кто же может есть в такое время? Но ты иди… Я с тобой. В конце концов, мы пообещали Прикс, бедняжке. Теперь нам нужно вести себя с ней хорошо, лучше, чем когда-либо. Ее надежды разбиты, и я ей сочувствую. — Ина успокоилась и с томным, как и пристало истинной леди, вздохом поплыла к детской, высоко подняв голову и придерживая юбки, словно они были такими же длинными и объемными, как мамины. Однако, когда я ей об этом сказала, она не стала ни ворчать, ни дергать меня за волосы, как обычно.
