Папа держался фарватера. Я пристроилась ему в хвост. Мы шли
— в кильватерном строю, как готовая к бою на параллельных курсах эскадра начала
прошлого века. Русская или японская, адмирала Того, на выбор. Только стрелять
нам было не по кому, высокие берега оставались безлюдными.
Конечно, на стремнине нашим моторам доводилось несладко,
зато мы не рисковали напороться на камни. Мишель помалкивал. Не окликал меня.
Не оборачивался. Задумался о чем-то своем. Может, о маме? Жорик, убаюканный
плеском воды и монотонным гулом моторов, отключился и теперь умиротворенно
посапывал из-под пончо. Человек-гора, подумалось мне, и я улыбнулась…
Но, Жорику было не суждено как следует отоспаться в тот
день. И, не из-за меня. Около половины шестого вечера двигатель нашей с ним
лодки неожиданно забарахлил. Сначала заработал неустойчиво, затрясся и
раскашлялся, исторгнув из своего раскаленного нутра сизое зловонное облако.
Обороты упали еще до того, как я, машинально, убрала газ. Мы сразу же стали
отставать.
— Папа! — крикнула я вдогонку Мишелю. — Жорик!!
Мишель и ухом не повел, продолжая отдаляться. Зато француз,
сбросив плед, кряхтя поднялся на ноги и, растирая поясницу, поспешил ко мне на
полусогнутых.
— Что стряслось, Ритуля? — и, прежде чем я успела
ответить, потянулся за веслами, сразу же обо всем догадавшись сам. —
Сворачиваем к берегу, Принцесса. Глуши шарманку, пока не пыхнула…
— Как думаешь, что с ним? — я выключила зажигание
тумблером.
— Если просто перегрелся, тогда нам, считай, повезло.
Если что-то полетело… — он развел руками, в которых уже были весла.
— И что тогда? — с чисто женской непосредственностью
спросила я.
— Тогда вызовем эвакуатор…
— Не смешно…
— Значит, пойдем на веслах…
— На веслах?! — я с сомнением покосилась на темную воду
Маморе, проносившуюся мимо борта с головокружительной быстротой.
— Или впряжемся в постромки и поковыляем вдоль берега,
волоча лодку на буксире как бурлаки с картины Репина. Той, что выставлена у вас
в Питере в Русском музее…
— Мы не на Волге, — напомнила я, хмурясь. — А мой город
называется — Кирьят-Моцкин…
— Точно, — спохватился дядя Жора. — Я и забыл. Извини.
Волга, кстати, хороша уже тем, что в ней не водятся пираньи… У вас в Хайфе их,
правда, тоже нет…
Нас уже несло боком вниз по течению к далекой Атлантике.
Жорик налег на весла, направив лодку к берегу под углом. Я поискала глазами
Мишеля. Он успел отдалиться метров на сто.
— Папа?! — завопила я. — ПА-ПА!!!
— Зря стараешься, милая, пожалей горло. Если Мишель
витает в облаках, то хватится нас разве что к вечеру…
Солнце едва касалось верхушек пальм, а над поверхностью реки
уже клубился туман.
— Пальни-ка в воздух Рита. Только гляди, не подстрели
какую-нибудь невинную птичку…
***
— Похоже, накрылась прокладка в блоке цилиндров, — подвел
итоги Жорик, произведя вскрытие двигателя, как он сам назвал эту процедуру. —
Вот, видите, — отложив гаечные ключи, он протянул нам жеванную картонную
пластину с кучей прорезей…
— И из-за этой чепухи встал мотор? — не поверил Мишель,
с презрением глядя на проштрафившуюся деталь.
— Ты, Моше, зовешь прокладку чепухой, поскольку не
лепишь снежки тыльной стороной ладоней исключительно потому, что в Хайфе не
бывает метелей, — осклабился Жорик. — К твоему сведению, без нее вода из
охлаждающего контура смешалась с маслом. Нам еще повезло, что мы не запороли
мотор…
Мишель выпустил воздух через ноздри, но воздержался от
комментариев. В нашей маленькой экспедиции именно дядя Жорик слыл бывалым
автомехаником. Не без оснований, кстати. Когда-то давно, в юности, еще до
армии, Жорик увлекался мотоспортом, а по вечерам подрабатывая в мастерской,
занимавшейся ремонтом двухколесных рысаков. Позже, на Ближнем Востоке, в рядах
миротворцев, Жорику снова довелось возиться с двигателями внутреннего сгорания,
в условиях пустыни они вечно хандрили.
— Жара и чертов песок гробят технику хуже артобстрелов
и мин, — как-то рассказывал француз, когда гостил у нас в Кирьят-Моцкине и
запросто починил мотороллер нашей соседке, тете Норе. Она уже хотела его
выкинуть, и тут он попался на глаза Жорику. — Позвольте-ка мне, мадам, сказал
ей Жерар, что-то там выкрутил, а потом вкрутил обратно, и мотороллер забегал,
как новенький. Нора была так потрясена этим подвигом Геракла в исполнении
медведя-француза, будто он при ней превратил воду в вино, как до него один всем
известный еврей из Галилеи. Помнится, папочка тоже слушал приятеля, развесив
уши. Формально числясь технарем, то есть, имея диплом о высшем техническом
образовании, Мишель в железе разбирался туго, как говорится, с горем пополам, хотя,
пожалуй, все же отличил бы винт от болта, а стопорное кольцо — от гайки.
