— Понятно, — кивнул корреспондент Observer.
— А, по-моему, вы все же уходите от прямого ответа,
инспектор! — подал голос репортер из Daily Express. — Позвольте вам напомнить,
сэр, что в 1910-м следователи Скотланд-Ярда доподлинно установили, что этот
самый Штырис, ровно, как и его дружки, были не сосем обычными уголовниками,
поскольку принадлежали к так называемому боевому крылу партии
социалистов-революционеров, орудовавшей и в Российской империи, и далеко за ее
пределами. Эти мерзавцы называли ограбления банков экспроприациями, и на этом
основании, считали себя идейными борцами с язвами, характерными для общества,
построенного на финансовых спекуляциях и эксплуатации чужого труда…
— Вы прекрасно осведомлены, молодой человек, —
насупившись, пробурчал инспектор Штиль.
— Известно также, — ответив полицейскому торжествующей
ухмылкой, продолжал репортер, — что Департамент уголовной полиции, совместно с
Foreign Office, отправлял соответствующий запрос в адрес царского Министерства
иностранных дел, Департамента полиции и Охранного отделения с целью немедленной
экстрадиции Штыриса и его подельников.
— Вы совершенно правы, — с усталой улыбкой сдался
Штиль. — Да, тогда нам обещали всяческое содействие, но, как оказалось, лишь на
словах. К сожалению, Эрнст Штырис не был задержан ни царской охранкой, ни
криминальной полицией, хоть, по нашим сведениям, совершив тягчайшие
преступления в Лондоне, в том же году преспокойно вернулся в Россию. По всей
видимости, как и многие другие одиозные личности из партии эсеров, Штырис
пользовался чем-то вроде неприкосновенности благодаря широким связям в самых
высоких начальственных сферах. Очень похоже, русские власти заигрывали с
террористами, чем это для них обернулось, вам хорошо известно и без меня.
Впрочем, попрошу вас, господа, не ссылаться на мое мнение по этому поводу, я не
вправе давать подобных оценок политического свойства. Как бы там ни было,
террористы из партии эсеров зачастую, действительно слишком легко уходили из
полицейских силков…
— Что вы можете сказать о втором дактилоскопированном
вами трупе? — поменял тему репортер из Observer.
— В наших архивах на него ничего нет, — развел руками
инспектор. — Разумеется, кроме участия в покушении на жизнь полковника Офсета и
вооруженного отпора, который молодчик дал нашим агентам при задержании. Не
забывайте, господа, ведь эти негодяи палили в центре Лондона, как в каком-то
тире…
— Уложили семерых наповал и еще пятерых — ранили, —
напомнил инспектору корреспондент из Manchester Guardian.
— Да, к моему прискорбию, все это именно так, — признал
инспектор и снова вздохнул.
— Подчерк тот же, что и в 1910-м, — вставил
представитель Times. Инспектор Штиль испустил новый исполненный страдания
вздох.
— Скажите, сэр, появились ли у вас еще какие-нибудь
подтверждения в пользу того, что преследовавшие полковника Офсета
злоумышленники были русскими? Очевидцы упорно твердят, они разговаривали между
собой на русском языке… — подал голос наш собственный корреспондент. Инспектор
с минуту сосредоточенно перебирал бумаги.
— Ну, во-первых, этого нельзя утверждать на сто
процентов, — с кислой миной произнес он наконец. — Я, например, сомневаюсь,
будто кто-то из лондонцев, ставших нечаянными очевидцами ожесточенной
перестрелки между полицейскими и бандитами, смог бы, когда над головой жужжали
пули, отличить русские фразы от фраз, выкрикнутых на сербском, болгарском или
даже польском языках. Когда в вас палят из нескольких стволов, и ваша жизнь
висит на волоске, вы улепетываете во все лопатки или же ползете на брюхе, что,
конечно, много медленнее, зато эффективнее предохраняет от пуль. Оба этих
занятия, дамы и господа, не способствуют объективности лингвистического анализа,
уж поверьте. Так что, положа руку на сердце, я не могу ни подтвердить, ни
опровергнуть вашей гипотезы насчет выходцев из России. Тем более, из РСФСР,
поскольку по-русски говорят не одни большевики, но и белоэмигранты, да кто
угодно еще! Опять же, если, все же предположить, будто одно из тел принадлежало
Эрнсту Штырису, то, к вашему сведению, он — не русский. Повторяю, он — латыш,
это такая крошечная страна на побережье Балтийского моря, до Октябрьского
переворота территориально входившая в состав Курляндской губернии.
