Обвиняли князя и в перерасходе казенных средств. Только вот доказать этот перерасход было невозможно. Например, по высочайшему приказу послал он для подкупа герцога Мальбрука портрет Петра ручной работы с алмазами и прочими драгоценными камнями, стоимость в расходах казны указал в 10 тысяч рублей. Кто проверит? Портрет отослан, ревизионную комиссию к зарубежному герцогу не отправишь. Послал он генералу Платтору перстень с алмазом. А генералу Шультену трость и шпагу с алмазами. Кто теперь сможет установить реальную стоимость этих подарков? И пришлось Сенату поверить Меншикову на слово. А уж цену его слова мы с вами знаем!
Самое, конечно, забавное, — это инкриминируемое князю дело о трофеях. Александр Данилович считал, что часть награбленного русской армией принадлежит ему лично. Потому после Полтавской баталии он не побрезговал взять с обоза 20939 ефимок, а потом предпочитал не воровать. Просто, когда армия собиралась брать какой-то зарубежный город, светлейший предлагал сделку: или платите взятку, и тогда войско ничего не грабит, или ждите, дорогие граждане, когда мы начнем мародерствовать. Конечно, богатые западные города предпочитали сунуть князю на лапу, только бы не грабили. Сим оригинальным способом Меншиков получил с города Мекленбурга 12000 талеров, с города Шверина — 12000 талеров, с Гданьска — 20000 талеров, с Гамбурга — 10000 червонцев, с Любека — 5000 червонцев, несколько тысяч полновесных золотых попали в его карман и за земли Померании и Голштинии. Чем не заработок?
Петр, которому донесли о художествах светлейшего, простил боевого товарища по случаю рождения наследника. Долги и прегрешения были забыты. Единственное, что он велел: следствия по Меншикову не прекращать. Уж он-то знал, что светлейшего нужно постоянно держать на крючке, иначе его аппетиты будут непомерно расти.
После смерти Петра, когда к власти пришла Екатерина I, благоволившая к светлейшему, эти аппетиты остановить было уже некому. И Меншиков грабил страну по полной программе. Он был так уверен в своей неподсудности, что уломал государыню обручить его дочку Машку с наследником престола Петром Алексеевичем! Но всему хорошему приходит конец. В 1727 году этот наследник, получив подметное письмо, возбудил против князя дело, а затем конфисковал награбленное в казну и сослал светлейшего вместе со всем семейством и той самой возможной невестой Марией в Ранненбург, а через какое-то время в дальний Березов, где тот и умер после двухлетней опалы.
Дело непотопляемого Сухарева
Карьера сибирского губернатора Сухарева тоже связана с эпохой Петра. Пожалуй, не будь Петра, никакой карьеры и не состоялось бы. Хотя сам губернатор императора ненавидел. Но без нового курса на выходцев из низов стрелецкий полковник Сухарев не смог бы достичь практически никаких успехов, хотя, по отзывам современников, человек он был бесстрашный, отменно зарекомендовал себя в военных походах. Видимо, не мог он простить императору того страшного утра начала царствия, когда Петр велел казнить сотни стрельцов. Ведь сам полковник начинал свою службу именно в этом несчастном опальном войске. И требовалось иметь немалые таланты, чтобы с клеймом стрельца сделать карьеру в ту сложную и противоречивую эпоху.
Первые взятки полковника Сухарева состоялись за границами родины, когда русские войска победоносно шли по покоренной польской земле. Он действовал точно так же, как светлейший князь Меншиков: брал взятки за то, чтобы войско не грабило мирных жителей. Правда, когда он стал комендантом захваченного города Полонного, взятки стали сочетаться и с откровенным мародерством. А когда коменданта гарнизона обвинили в нарушении международных норм права, он отвечал, что наши служивые и так много натерпелись в походе, так что им для восстановления сил нужно полноценное содержание, потому и грабят. Как объяснял польскому правительству посол Долгоруков, умиравшие за отечество солдаты «ветром прокормиться не могут».
На склоне царствования Петра полковника Сухарева перевели в Сибирь, где он стал комендантом Тобольска, командовал он тогда Енисейским полком. Земля, подвластная Сухареву, была необъятна, контроля никакого. Дважды он замещал губернаторов Сибири, дважды попадал под следствие, но всегда в его действиях не находили состава преступления. В своей вотчине Сухарев делал все, что душе угодно. Угодно душе приблизить к себе ссыльного бригадира Рожнова, старого боевого товарища — они приближал, даже разрешал тому принимать участие в судебных заседаниях, вести государственные дела! За такое самоуправство в столицу пошел донос от Татищева с Козловским, но… несчастному Рожнову ужесточили содержание, а Сухареву никакого наказания не назначили!
