Были так называемые, аркадские, или сельские взятки, которые брали натурой, то есть разными сельскохозяйственными продуктами, произведенными в имении или крестьянином. Это были небольшие взятки, и брали их тоже чиновники очень невысокого ранга.
Когда стало развиваться промышленное производство, появилась промышленная взятка. Обычно ее брали в суде за рассмотрение того или иного дела, существовала даже такса на ведение разных дел. Например, если речь шла о завещании, то чиновник мог потребовать третью часть всего переходящего к наследнику имущества. А при обычной практике купли-продажи брали минимально десятую часть со сделки.
Хуже всего было угодить в капкан к судейским чиновникам. Так называемую «капканную» взятку применяли к людям, совершившим уголовное преступление. Чиновник смотрел, насколько обеспечен его «клиент», и вытягивал из него все деньги подчистую. Причем степень вины (или даже невиновности) чиновника вовсе не интересовала. Могли разорить и совершенно невиновного человека.
Иногда чиновникам «заказывали» клиента. Делали это конкуренты или обиженные люди. В этом случае взятка называлась удавкой или мертвой взяткой. Она предполагала полное уничтожение честного имени и капитала «заказанного» человека. Очень часто дела просто фабриковались, строились на пустых домыслах, но ответчик признавался виновным, и его искусственно банкротили.
Мы привыкли в советские годы пользоваться эзоповым языком, то есть системой иносказания, которая была тогда хорошо понятна каждому нормальному человеку. Но эзопов язык в системе взяточничества был куда круче иносказаний диссидентов! Практически все связанное с самой взяткой и процессом ее получения имело устоявшиеся речевые обороты. И разговор двух заинтересованных в деле людей — взяточника и взяткодателя — больше всего напоминает диалог двух разведчиков. Эта система иносказания пришла еще со времен «сковороток» и «пирожков». Поэтому часто взятки и именовались в более позднее время «пирожками».
Стоимость одного «пирожка» не имела определенного денежного эквивалента. Все зависело от дела, за которое брался взяточник. Если дело было простым и не приносило большого дохода, то и «пирожок» был поплоше, то есть взятка поменьше. А если дело было путаным, но в результате его благополучного разрешения клиент получал огромное состояние, то и «пирожок» был соответствующим. Иной раз взяточнику отписывали в качестве «пирожка» целые имения.
Денежные знаки имели в просторечии, как и сегодня, совсем другие названия. Например, если мы называли десятку червонцем, а двадцать пять рублей — четвертным, то и прежде для каждой денежки в зависимости от достоинства существовали свои наименования. Вот почему, если человек собирался дать взятку, он говорил, что «даст умыться с серебра» или «подсунет барашка в бумажке», а то и «вставит серебряный глазок». В чиновной среде родилось и замечательное выражение: «одолжить ножичка починить перышко», и, как видно, этот фразеологизм относится еще к эпохе, когда писали гусиными перьями, кончик которых периодически требовалось срезать ножом (тупились они, трескались, начинали разбрызгивать чернила и ставить кляксы). Некоторые денежные знаки в хождении имели «птичьи» клички. Так что вместо выражения «дать взятку» могло использоваться другое: «сунуть под хвост».
Недавно я разыскала книгу Эраста Петровича Перцова, друга Пушкина, подарившего свое имя и отчество герою Акунина Эрасту Петровичу Фандорину. Книжка так и называется «Искусство брать взятки». Издана она в 1830 году в Санкт-Петербурге типографией Николая Греча и сегодня стала библиографической редкостью. Сама по себе книга была задумана как сатирическое описание нравов тогдашней России. С юмором и сатирой у Перцова было, на мой взгляд, совсем плохо, но вот интересные сведения о том, как давались и брались взятки в России XIX века, получить можно.
Перцов упоминает, что взятки можно взимать тремя способами.
«Во-первых, натурою; к сему разряду, причисляются обеды, подарки на память любви и дружбы, сюрпризы в дни именин или рождения самого взяточника, его жены и детей; нечаянное забытие вещей на столе или вообще в доме взяточника; продажа движимого имущества и уступка дворовых людей, совершаемые на законном основании, разумеется без платежа денег и т. п. Сего рода взимание взяток, вероятно, введено в употребление первобытными лиходателями, в древнее время, когда еще господствовала меновая торговля товар на товар. Взирайте на таковые взятки, как на все прадедовские обычаи, с сыновним благоговением и почтительностью; но принимайте оные с крайнею осмотрительностию: мало соответствуя духу нынешнего времени, они могут подвергнуть вас большим неприятностям, чем подвергается историк, делая анахронизмы. Не забудьте, что взятая вещь всегда напоминает прежнего своего хозяина; следственно, не от вас зависит вспоминание о средстве, коим она перешла в ваши руки. Лучшими из сего рода взяток справедливо почитаются обеды: такие взятки, скрываясь в безопасном месте, то есть в желудке, никогда не обличаются; и в летописях не было еще примера, чтобы обеды доводили до суда и расправы. Я сам знавал многих дельцов, которые постоянно несколько лет кормили завтраками просителей, не могущих давать им обедов, а просителей, дающих обеды, удовлетворяли, смотря по числу и качеству блюд; и которые притом во все время служения сохранили имя честных и бескорыстных чиновников. Бывало, придет проситель к такому дельцу на дом. Очень хорошо, скажет бессребреник, я рассмотрю ваше дело в такой-то день после обеда. Если просителем случался человек догадливый, то он тотчас же приглашал дельца в упомянутый им день к себе откушать, и тогда успех дела зависел уже от искусства повара: иных стряпчих было не нужно; но если проситель не постигал таинственного смысла слов „после обеда“, то и пиши пропало».
