— М-да, как у вас все просто и понятно!
— И еще одна деталь, Костя, — отчего-то развеселился Грязнов. — Я утром спросил у Сани, каким это образом появилась у него такая здоровенная дуля на макушке? Знаешь, что ответил? «Я, — говорит, — когда из лифта вышел, еще ничего не понял, но затылком почуял что-то не то и чисто машинально прикрыл башку папкой с Юркиными материалами». Ну а дальше он уже ничего не помнит. Если б не папка, так я теперь понимаю, тот гад элементарно разнес бы Сане голову вдребезги… А еще не верил интуиции! Трубу я прихватил с собой — на предмет «пальчиков». Только мне эксперт уже заявил, что на ней отпечатков на целую строительную бригаду хватит. Может, удастся потом идентифицировать, поглядим. Поэтому не прав ты, Костя, не так все у нас получилось просто. Я бы иначе сказал: хуже некуда.
— Ладно, можешь передать своему другу, пусть отлеживается, но травму его я все равно производственной считать не могу, и пусть на оплату по бюллетеню не рассчитывает.
— Жестокий человек ты, Костя, — произнес с укором Грязнов. — А ведь он кормилец в своей семье-то.
— С вами, босяками, иначе нельзя! Все, не мешай мне работать!
Грязнов захохотал, кладя телефонную трубку: Меркулов верен себе, он частенько забывает, когда звонит сам. Или на самом деле просто вид делает.
Но одну правильную мысль Костя все-таки усек — ситуация действительно сильно припахивает художественной, так сказать, самодеятельностью. Или, говоря профессиональным языком, «неавторизованной активностью», за которую, как правило, следует серьезный нагоняй от начальства. И тут, если есть еще желание продолжать несанкционированное расследование, надо, прежде всего, обдумать, в какой форме оно должно происходить. И чтоб, как говорится, и невинность соблюсти, и капитал приобрести. И рыбку съесть, и… ну да, усесться поплотнее, только так, чтобы, как волку в детской сказке, хвост не оттяпали. И необходимую истину добыть, и его величество Закон при этом нигде ни на йоту не нарушить. Только вот как это сделать, если он сам же, своим несовершенством, и подталкивает тебя под руку: что, брат, боишься? А ты не бойся, ведь никто не узнает, если сам не проболтаешься. Это ли не аргумент? Еще какой!
Да и потом, что считать вообще нарушением закона? Вот поймал ты бандита, негодяя, вора за руку. По-ока-а-а еще власть раскачается заняться им вплотную! Ей же всегда некогда! А время уходит, и улики пропадают. А ты дал ему в ухо и отобрал чистосердечные признания. Плохо? Плохо, поскольку гад потом накатает жалобу прокурору, и тебя тут же обвинят в «превышении полномочий» и даже, возможно, не его, а именно тебя захотят судить. А ты после этого подумаешь и махнешь рукой: да подите вы все к такой-то матери! Врежешь ему от всей души да и отпустишь на все четыре стороны — пусть дальше грабит и убивает! Логично? Еще как — и, главное, совершенно в духе времени.
Все правильно, но почему-то не хочется продолжать этот бесконечный и абсолютно нерезультативный спор и с самим собой, и с Законом, выстроенным так ловко, что на практике он куда охотнее защищает грабителя, нежели ограбленных…
А на словах-то мы ушли о-о-о как далеко в мир виртуальной демократии, так далеко, что не заплутать бы… в дебрях-то…
«Ну все!» — приказал себе Грязнов и придвинул папку со списком наиболее важных дел, назначенных им же самим на сегодня. Стал читать документы, а сам мысленно возвращался к событиям последних суток. И в первую очередь к заявлению Егора Савельевича Гусева. Мелькнула даже мысль, что, попади вчера его заявление в руки тех людей, что преследовали Гордеева, а затем напали и на Турецкого, уже сегодня обвиняемого нашли бы в камере задавленным либо повешенным. Ну, в общем, так оно нередко и случается с теми, от кого исходит опасность разоблачения преступлений представителей, как выражаются ныне, «теневой юстиции». А он, кстати, жив?
Грязнов сделал себе пометку в блокноте.
Несколько странным показалось теперь Вячеславу Ивановичу и то обстоятельство, что письменное заявление было каким-то образом благополучно вынесено из комнаты свиданий в Бутырском следственном изоляторе, попросту — из тюрьмы. Значит, все было проделано так тонко и точно, что никто и не заподозрил ни в чем пожилую женщину Варвару Николаевну. Ну хорошо, скажем, ее не заподозрили, но «хвост» приделали? И только после этого узнали, что она должна встретиться со своей несостоявшейся невесткой либо с адвокатом Гордеевым? После чего и подстроили аварию? И снова что-то не сходилось. Как-то получалась там случайность, здесь случайность, а в результате — труп на дороге. И Юрка — в больнице.
