Продолжая разговаривать с Ириной, он вошел в подъезд и, зажав трубку широкой ладонью, строго спросил у старухи-консьержки, на каком этаже нужная ему квартира. При этом сунул ей под нос, не раскрывая, свое красное удостоверение с золотым орлом и заявил, что он из прокуратуры и привез документы для гражданки Турецкой. Показал и карточку водительских прав с цветной фотографией Ирины.
Привставшая было, чтобы строже блюсти охрану в подъезде, старуха взглянула и только махнула рукой:
— На шестой езжай. Она, кажись, дома. Может, позвонишь сперва? У нас так положено.
— Да вот же! — сурово нахмурившись, он показал свой мобильник, и та, ничего так и не поняв, снова махнула — иди, мол.
И он пошел. Поднялся на нужный этаж, после чего и «закончил» свою печальную исповедь. И попрощался таким тоном, чтобы она поняла, что определенно оставила в его якобы непутевой жизни заметный след. Им это льстит, и они тогда теряют осторожность.
Потом он немного «поколдовал» в ящике у распределительного щитка, воткнул себе в ухо «улитку» наушника и устроился у двери. Если она станет кому-нибудь звонить, он все услышит.
О чем Багров думал? А о том, что в данный момент Ирина Генриховна наверняка принимает ответственное для себя решение — прямо сейчас сбегать вниз и забрать документы с обещанными цветочками или сделать это попозже? Ведь генерал вчера не зря приезжал сюда. Они, верно, и обсуждали, и советовались, и даже решение какое-то важное для себя приняли. Иначе чего ж до трех-то утра сидеть? Ясно, что просто так они это дело не оставят. А его надо замять — кровь из носу! И остановить заварившуюся кутерьму вполне может сама Ирина Генриховна. А ей, в свою очередь, надо помочь принять правильное и нужное решение. И сделать это сможет только он, Владимир Харитонович Багров, который стоит возле стальной входной двери, в стороне от глазка, чтобы его не могли увидеть из квартиры, и ждет, когда же наконец повернется в замке ключ. Пусть дверь только скрипнет, чуть-чуть приоткроется, а дальше — дело техники.
Он и объяснять не будет, как и зачем оказался здесь, перед дверью. Точнее, это можно будет сделать уже потом, когда она сполна получит свое, а он, не отпуская, чтобы не сильно брыкалась, начнет горячо нашептывать на ушко, как сильно хотел ее и на какие уловки пошел ради утоления своей безмерной страсти. Тут, главное, не давить на нее грубо, но при этом надо наглядно показать, что у нее все равно никакого другого выхода нет. Как они сами говорят? Видишь, что насилие неизбежно, так лучше уж расслабься и получи удовольствие.
Ну ладно, важно правильно начать, то есть в стремительном темпе, а расслабиться можно будет позже, когда она сама натурально убедится, что имеет дело с влюбленным в нее человеком, а не с маньяком-насильником. Тогда и базар другой получится. Думая так, Багров основывался, конечно, на личном опыте, который его в сходных ситуациях обычно не подводил. Ну за редким исключением. И то в условиях, приближенных к боевым. Но там не сильно-то и разбирались, к тому же командир всегда прав. Поэтому и сейчас у него особых сомнений в своих действиях не было.
Он ждал. И наконец услышал то, чего больше всего желал: приближающиеся шаги. Багров напряженно ловил в квартире за стальной дверью каждый шорох, каждый скрип паркетной доски на полу. Не контролируя своего дыхания, которое, собственно, и выдавало присутствие человека, к двери подошла она. Багров напрягся и, нагнувшись, прижался ухом к замочной скважине.
Вот в нее вошел ключ. Она старалась сделать это очень тихо, но — почему? Неужели все-таки не поверила?
Ключ между тем заерзал в скважине, чуть повернулся и… замер.
Черт возьми, что она еще придумала?!
И вот тут резко запел какую-то неизвестную мелодию мобильник, но не у него, у нее! Прозвучала всего одна фраза, но она вызвала у Багрова почти шок.
«Так точно! Жду!» — весело и громко сказала Ирина, словно отрапортовала начальству.
И Багров понял, что у него все сорвалось к чертовой матери… Вот же сука хитрая! И как же лихо она его уделала!
Он ринулся к лестнице, уже не рассуждая, но увидел до сих пор стоящую на площадке кабину лифта. Медлить было нельзя. Он захлопнул за собой дверь и устремился вниз. Но пока ехал, успокоился, взял себя в руки и, выйдя на первом этаже, огляделся. Подъезд был пуст. Старуха по-прежнему занималась своей газетой. И Багрову не оставалось ничего иного, как сделать вид, будто ничего не произошло.
