— Поэтому и поехал. Пока.
3
Произошло невероятное — так доложили Брусницыну.
Доложили, откровенно боясь его новой вспышки. В последнее время они участились, наверное, под влиянием так же участившихся возлияний. А в таком состоянии он мог и ударить вестника. Ну прямо тебе Иван Васильевич, который Грозный, только что на кол не отсылает или на плаху. А крику — не меньше.
Но Брус, на удивление, отреагировал спокойно. Вернее будет сказать, вообще никак не отреагировал. Только поднял крупную свою, лысую голову. Внимательно посмотрел на помощника, сообщившего ему, что в Бутырках никакого Гусева не оказалось, и где теперь он обретается, никто понятия не имеет.
— Совсем не знают, что ль? — спросил Игорь Петрович. — А Мамон чего?
— До него невозможно дозвониться, все его мобилы молчат, как утопленные.
— Ну пусть молчит, раз ему так нравится. Не мешай, иди, я потом позову… Да, — остановил помощника уже в дверях, — про Вована что-нибудь слышно? Прояснилось?
— Никак нет, — ответил помощник, зная, что бывший полковник любит, когда ему отвечают по-армейски кратко: «есть», «слушаюсь», никак нет» и так далее.
— Ладно, свободен.
Но когда дверь закрылась, он обхватил голову руками, сжал ладонями и даже застонал от злости — все летело под откос.
Вчера был у Максимова, заместителя министра, так Вилен Захарович, вместо того чтобы, как в добрые старые времена, пригласить за круглый столик, налить рюмочку, поболтать о погоде и прочих важных вещах, встретил не привычной приветливой улыбкой, а озабоченным рукопожатием и сразу отвел в сторону. Там, у него в кабинете, еще народ был. Сказал напряженным голосом:
— Слушай, Игорь, а что там за болтовня всякая идет, будто ты у себя на ворованные машины милицейские номера ставишь? Или криминальным авторитетам продаешь?
— Побойся Бога, Вилен Захарович! — возмутился Брус, да так естественно, что замминистра просто не мог не поверить.
— Да? Ну ладно, а что разговоры, это очень плохо, Игорь. Нет, конечно, твоя благотворительная деятельность, причем весьма успешная, полезная, разумеется, кое у кого вызывает откровенную зависть. Но ведь как нас еще классики марксизма-ленинизма учили? Ты ж помнишь! Жить в обществе и быть свободным от общества никак не получится, вот в чем штука. А если они развернут кампанию, да, не дай бог, с фактами в руках, ты ж представляешь, во что оно выльется? Давай беги, думай, Игорь. Смотри, пока не поздно. Узнай, послушай, подумай, каким образом запечатать рты. Это тебе мой дружеский совет. Но только, пожалуйста, без уголовщины!
— Вилен Захарович, обижаешь! — якобы растерянно развел руками Брусницын, а сам остро оглядывал присутствующих в кабинете генералов и гражданских, собравшихся, видимо, на какое-то короткое совещание. Народ прислушивался, но говорили они очень тихо — Максимов не хотел афишировать свои указания.
— Я не обижаю, Игорь, я предупреждаю, — сказал Максимов, снова пожимая ему руку. Дружески хлопнул по плечу и уже громко — явно для всех — добавил: — Ну давай, рад был видеть, заходи почаще! — И тут же, обернувшись ко всем присутствующим, как массовик-затейник в парке культуры, хлопнул в ладоши: — Так, начинаем! Прошу рассаживаться, товарищи, времени нам отпущено, к сожалению, немного, значит, и не будем разбегаться мыслями по деревьям, верно?
Народ подобострастно захихикал. А Брусницын, выйдя в приемную, остановился в раздумье — о чем его, в сущности, предупреждал Максимов? Слухи проверить? Узнать их источник? Заткнуть рот болтуну, как он это умеет? Но ведь это не на скоростях разговор. А он даже не выслушал возражений… Хотя, если по правде, чего возражать-то? Все так, но откуда информация?
И вдруг сообразил: так это ж наверняка генерал Фролов, из ГИБДД, которому он, Брус, лично «отстегнул» пару иномарок! Вот же гад!.. А может, не он, ему-то какая польза? А кто тогда?..
Этой загадкой Брус мучился уже второй день. А теперь еще прокол и с Гусем! Да что они все, с ума посходили, что ли?
И понял наконец, что дело, так славно начатое, а затем пущенное отчасти на самотек, поскольку никаких трудностей либо неожиданностей не представляло, стараниями помощничков полностью завалилось. А если еще не полностью, то требует немедленного вмешательства. Причем активного и беспощадного. Умеешь награждать, повторял он себе время от времени, умей и казнить, тогда сохранится устойчивое равновесие. А одно без другого — пустая трата времени, сил и, конечно, денег. Что просто преступно. Такое вот видение своей исторической роли, без всякого преувеличения. Так Брусницын думал всегда. И старался следовать своему принципу. А вот, видишь, сдал маленько — и сразу результат.
