— Найдем, конечно, — не очень охотно ответил Денис. — Может, лучше охрану в его доме? Все меньше проблем?
— А о семье его подумали? — Турецкий кивнул на адвоката, как на неодушевленный предмет.
— Да, тут есть логика.
— То-то.
Слушая жесткую, давящую речь Александра Борисовича, Денис внутренне усмехался — уж больно не похож был на себя «дядь Саня». Но, с другой стороны, если вдуматься, то с этими взяточниками, которых он совершенно правильно квалифицировал как вымогателей, наверное, другим языком разговаривать нельзя. Толку от назидательных бесед никакого — пустое сотрясение воздуха. Вот он, Денис, только что сам в течение почти часа пугал этого хитрована адвоката, а какая польза? Тот лишь подтвердил все, что и без него было известно. Но при этом не переставал улыбаться, юлить, шутить даже пробовал. Профессия, мол, у них, адвокатов, такая — в любом, даже самом поганом, черном, грязном деле найти для клиента оправдание, а для себя — выгоду.
Ну ничего, у Турецкого шибко не забалуешь…
Допрос, который адвокат все пытался выдать за собственную явку с повинной, а Турецкий решительно пресекал его потуги, объясняя свою непримиримую позицию тем, что об этом говорить еще рано, продолжался больше двух часов. Вконец измотанный Дмитрий Аркадьевич, не имея сил к сопротивлению, счел за лучшее расколоться. А там — стоит лишь только начать. Сначала он рассказывал сам, а затем Турецкий стал «гвоздить» его хитрыми вопросами, которые, хочешь не хочешь, требовали откровенных ответов. Сказав «а», ты вынужден говорить и «бэ». Стоило ли объяснять эту расхожую истину опытному юристу?..
Когда же все закончилось и снова встал вопрос, куда девать адвоката, Александр Борисович предложил самый простой вариант, чтобы никому больше не пришлось ломать голову. Дождаться вечера, отвезти Дмитрия Аркадьевича на Ленинградский вокзал и отправить в Питер, где его встретят бывшие коллеги Вячеслава Ивановича из уголовного розыска и поселят на несколько дней в своей ведомственной гостинице. Молчать и не высовываться — исключительно в интересах самого адвоката. А его внезапное исчезновение в Москве можно будет истолковать при нужде как выполнение заказа, но лишь в том единственном случае, если вопрос будет задан Ершовой.
— Вам что-нибудь нужно взять с собой из дома? — спросил Турецкий, внимательно наблюдавший за адвокатом, пока обсуждался вопрос о том, что с ним делать.
Штамо заметно нервничал, но он всю жизнь имел дела с уголовниками, поэтому и особых объяснений ему не требовалось. А вот заботу о нем, о его жизни, он успел, кажется, оценить. Как и заботу о его семье. Даже по глазам было видно, что он изменил свое отношение к окружавшим сотрудникам не совсем понятной ему организации. Да вот и сам помощник генерального прокурора беседует с ними, как с коллегами, значит, верить можно, здесь — не подстава.
— Но поговорить-то с женой я смогу? Хотя…
— Вот именно, — кивнул ему Турецкий. — Вы правильно сообразили и сами ответили на свой же вопрос. Если ей скажут, что вы уехали из боязни за свою жизнь, то об этом немедленно узнает тот, кто станет вас разыскивать. Оставьте этот вопрос на них, — Александр Борисович показал на Дениса. — Они найдут через два-три дня возможность сообщить вашей жене, что вы живы и здоровы и затворничество продлится недолго. Деньги есть?
— Банковская карточка…
— Значит, с голоду не помрете… — Турецкий хмыкнул. — Пройдете по программе защиты свидетелей.
— А выходит, все-таки свидетелем? — оживился Дмитрий Аркадьевич, но Турецкий сурово взглянул на него:
— Будете вы… хм, — Александр Борисович четко произнес бранное слово, — пойдете соучастником.
— Я понял, понял, — заторопился адвокат.
— Значит, на том и остановились. — Турецкий обернулся к Денису, с ухмылкой наблюдавшему за метаморфозами Штамо. — Расшифруйте сегодня же его исповедь… Черт с ним, пусть, так и быть, подписывает как явку с повинной. Куда его, старика? Ведь не выживет.
— Я тоже так считаю, Александр Борисович. — Денис незаметно подмигнул Турецкому.
А Дмитрий Аркадьевич Штамо, как глухой, переводил взгляд с одного на другого, будто читая по губам свою судьбу…