— Вы, небось, тоже считаете, что взрыв был предостережением со стороны бога?
— Нет, в следственной практике мы обычно исходим из более прозаических гипотез.
— А за этот взрыв вы что, собираетесь «высокого темноволосого мужчину» упрятать в тюрьму?
— Да, если взрыв устроил он, так... Это нанесение ущерба и небрежность, опасная для общества.
— А его посадят в тюрьму?
— Возможно. Или оштрафуют. А может быть, ограничатся условным наказанием.
— Ну, так я знаю, кто он такой. Уж так бы мне хотелось, чтобы вы его сцапали, проходимца!
— Как его зовут?
— Его зовут Леннартссон. Улле Леннартссон. Он продает автомобили. Марки «Вольво».
— Вы знаете, где он живет, или у вас есть номер его телефона?
— Нет, не знаю и знать не хочу. Хватит с меня, надоел он мне сам и надоела его религиозная блажь.
— Он был у вас здесь?
— Да, только что смотался. Он оставил меня с носом. Паршивый нахальный мужичонка.
— Он ушел до или после взрыва?
— Не помню.
— Это-то вы, наверно, должны помнить.
— Ну хорошо, он ушел, кажется, после взрыва. Как раз тогда и начал трепаться о боге и обо всяком таком...
— Значит, взрыв устроил не он.
— Может, и не он. Только жаль. Надо бы засадить его за решетку.
— Почему вы такая сердитая, а? — спросил Фаландер.
— Не ваше дело.
— Да, конечно, это меня не касается. Я только подумал, может быть, это имеет отношение к взрыву.
— Вы думаете, я такая сердитая, устраиваю взрывы?
— Нет, не то чтобы вы устраивали... Но если бы нам заняться вопросом поподробнее...
— Мое настроение не имеет к взрыву никакого отношения. И к причине взрыва тоже. Может, как раз взрыв и виноват, что я рассердилась. На этого скота Леннартссона.
— За что же?
— Да он от меня сбежал. Хлопнул дверью перед самым носом, и все тут. Интересно только, чего он, собственно, тогда добивался? Может, он и ухаживал за мной только для того, чтобы меня надуть. И потом разорялся тут почем зря о боге. Вам не кажется, что вообще вся эта религиозная публика немножко чокнутая?
— Не знаю. Не замечал. Во всяком случае они уважают закон и порядок. Хотелось бы мне, чтобы и о других можно было сказать то же самое.
— Сразу видно, что ты фараон. А фараон — он фараон и есть. Закон и порядок, закон и порядок. Только и знаете. А чтобы посадить этого негодяя Леннартссона, так на это вас нет, посадить вы его не посадите. И это ты называешь закон и порядок, что такой субчик разгуливает себе на свободе?
— Подождите, мы еще присмотримся к нему поближе, я вам это обещаю. Но если дело было так, как вы говорите, и он находился у вас, когда взорвалось, я не знаю, есть ли основание его подозревать. Он у вас долго был перед взрывом?
— Полчаса примерно.
— Ну, он тогда тут совсем ни при чем. Конечно, если только вы не договорились с ним заранее устроить этот взрыв.
— Ты женат? — спросила она.
— А какое это имеет значение? — парировал Фаландер.
— Просто так, интересно.
— Нет, не женат.
— Что ж так?
— Да так, не получается все как-то. И потом, совсем неплохо самому распоряжаться своей жизнью... Ну ладно, я пошел.
— Ты что, обиделся, зачем я спрашиваю о твоих личных делах?
— Нет, мне просто надо идти. Я ведь на работе.
— Ну, пока тогда, всего тебе хорошего,— сказала она.
— Послушай, я спущусь к тебе, когда освобожусь,— сказал он.— Приблизительно через часик. Тогда и поболтаем.
Мужики одно только и твердят — поболтать да поболтать, подумала она, когда он закрыл за собой дверь и вышел на лестницу. Хорошо еще, что это одна только трепотня: говорят, чего не думают. А то жизнь была бы очень тоскливой штукой.
Покончив с делами и сообщив по телефону результаты опроса, Фаландер опять спустился к ней. Оказалось, что он и в самом деле не прочь поболтать. Сидел в кресле и рассказывал одну историю за другой, все из своей работы в полиции.
— ...и ты знаешь, смотрю я, девушка лежит и лицо у нее так все разбито, что прямо, можно сказать, мясной фарш...
Нет, пожалуй, он все-таки грубоват, подумала она. Хотя, может, и он хочет показать, что он настоящий мужчина, сильный и всякое такое. Она это подумала, но виду не показала, сидела и с восхищением на лице слушала все истории, что он рассказывал.
