Не то, что я плохой солдат. Я аккуратно приходила на еженедельные совещания к новым боссам; никогда не упоминала Вуди, если только они сами первыми не вспоминали о нем; никогда не выказывала неодобрения но поводу того, что у них нет опыта; и даже не закатывала глаза, когда одна из них (гений рекламы) предложила нам составить мониторинговые группы, дабы выяснить, интересует ли наше шоу молодежь. Я честно играла по правилам, отдавала сценарии, относила чеки в банк. Я сохраняла полное спокойствие в кипящем вокруг меня океане страстей, интриг, ударов в спину и доносов. Я и глазом не моргнула, когда Хелен проинформировала меня, что экс – редактриса «Арлекина» встречается с Филиппом.
Я была счастлива, что у меня есть работа – хорошо оплачиваемая работа, кстати говоря, – но при этом чувствовала себя совершенно несчастной. Я тосковала по минувшим дням, когда меня окрыляла мысль о том, что работаю с актерами и актрисами. Тогда я любила работу, меня радовало, что написанные мной серии смотрят миллионы телезрителей, мне даже нравились жесткие сроки, устанавливаемые на совещаниях. И не имело ровно никакого значения, что я пишу не для «Театра мастеров», что у моих персонажей регулярно возникает амнезия, что они восстают из мертвых и сбегают с какими-то таинственными монархами неких крошечных иностранных государств. Я балдела от мелодрамы, составляющей суть «мыльных опер», от умопомрачительных интриг, душераздирающих любовных сцен. Но времена меняются. Я уже не наивная инженю с широко распахнутыми глазами, пораженная тем, что мне некогда казалось блеском шоу-бизнеса. Я устала, выдохлась, и мне все надоело. Я – сценарист-эпи-зодник, чей эпизод подходит к концу.
Разумеется, доконала меня в конечном счете вовсе не работа или тоска по Вуди, и даже не то, что роман с Филиппом не состоялся. Доконала кража со взломом.
Это случилось в первый понедельник февраля, на той неделе, когда мне предстояло лететь во Флориду на день рождения матери. Придя домой примерно в восемь вечера после окончания рутинного совещания сценаристов, я вставила ключ в замок собственной двери и обнаружила, что дверь уже открыта. Подумав, что попросту забыла запереть ее, я вошла в квартиру, ожидая найти все в том же виде, как утром. Я ошиблась.
Думается мне, до этого момента я была весьма наивна в вопросах преступности. Да, я прожила на Манхэттене уже лет двадцать и отлично знала, что в Большом Яблоке есть положенная толика Гнилых Яблок. Но я никогда не становилась жертвой преступления, у меня никогда не вырывали сумочку, поэтому и пребывала в святой уверенности, что плохие вещи случаются с другими людьми.
И тут, войдя в собственную квартиру, я вижу, что все в ней перевернуто вверх дном. Посуда побита. Компьютер исчез. Телевизор исчез. А также испарились мои драгоценности, включая золотые запонки моего отца, значившие для меня куда больше, чем все остальное. Пропало и мое ощущение безопасности.
– Смахивает на работу психа, – изрек полицейский, заслуженный ветеран, судя по морщинистой физиономии и выражению обреченности. – Кто-то из жильцов дома. Один из портье, быть может.
– Мне следует поговорить об этом с комендантом? – поинтересовалась я.
– Хотите совет? – ответил коп. – Переезжайте. Раз эти типы выяснили, что ваша квартира легкодоступна, они подождут, пока вы замените все исчезнувшее, а потом вломятся и снова вас обчистят.
– Не обчистят, если вы их поймаете. – Полицейский пожал плечами. – Значит, есть шанс, что вы не найдете их?
– Как я уже сказал, на вашем месте я бы переехал.
Остаток недели прошел как в тумане. Пришлось привести в порядок то, что осталось от моей квартиры, сменить замки, несколько раз позвонить в страховую компанию и попросить побыстрее выплатить страховку. Пришлось смотаться в контору и позаимствовать один из компьютеров. При этом я часами сидела над сценариями, чтобы все закончить к пятнице. Я также собирала вещи, поскольку мой рейс на Флориду вылетал из Ла-Гуардиа в пять часов вечера пятницы.
Впрочем, я со всем справилась, и в семь тридцать вечера пятницы самолет приземлился в международном аэропорту Палм-Бич, где меня встречала мама.
