— Не кори себя, Берта. Я и правда была не сахар, — ответила Одри. — Удивительно, как вам удавалось со мной сладить. К тому же, поступи ты иначе, моя жизнь не сложилась бы так, как сложилась. А насчет топота детских ножек… Когда у нас появятся дети, я с удовольствием привезу их к тебе в гости. Боюсь, что ты будешь вспоминать о тишине и вечернем преферансе как о великом благе!
— Ох, Одри! Жду не дождусь этого момента. — Высокая прическа Берты плавно колыхнулась в такт кивку ее головы.
— Конечно, пока об этом рано говорить, — задумчиво произнесла Одри. — Хочу сначала окончить учебу… А сейчас у меня все мысли о завтрашнем дне. Я так волнуюсь! Как все пройдет?
Мари, несмотря на свой почтенный возраст, почти вбежала в комнату, не в силах совладать с радостным возбуждением. Глаза ее горели от любопытства и предвкушения.
— Мадмуазель, там привезли ваше платье!
— Ты сразу примеришь его? — заволновалась Берта. — Надо проверить, все ли в порядке.
— Да, мне не терпится его примерить! — Одри вскочила с дивана. — Извини, Берта, я оставлю тебя ненадолго. Надену платье и сразу спущусь!
Она приняла у посыльного коробку, дала ему щедрые чаевые и поднялась в свою комнату, трепеща от волнения и нетерпения.
Когда Одри спустилась вниз, облаченная в подвенечный наряд, обе женщины — Берта и Мари — восхищенно заахали. Муж Мари, Паскаль Лезадо, заглянул в комнату и одобрительно покачал головой.
Легчайший светлый шелк казался невесомым. Изящно скроенный лиф и широкая длинная юбка были расшиты нежными серебристыми цветами и причудливыми узорами, прозрачный шлейф напоминал об утреннем тумане, накрывшем хрустальный сад.
— Хороша! Ну просто чудо как хороша! — восклицали зрительницы, пока Одри не порозовела от смущения.
— А кто же сшил такую прелесть? — поинтересовалась Берта, восторженно рассматривая легчайшие складки, виньетки и розочки.
— Страшно сказать — сам… — Одри назвала имя известного кутюрье. — Это подарок жениха. Кстати, у этой ткани есть один секрет, но я дала честное слово, что никому не расскажу об этом до свадьбы.
— Подумать только… — Берта не могла отвести глаз от Одри. — Твоя мама Софи гордилась бы тобой. Если бы она знала, за кого ты выходишь замуж…
— Да, она, наверное, была бы рада за меня, — ответила Одри. — Но главное — не за кого я выхожу, а какой он. А он — самый лучший, самый добрый, самый заботливый, самый красивый и умный мужчина на свете! И мы любим друг друга — а это важнее всего!
Мари улыбалась и кивала, радуясь счастью молодой хозяйки. Берта же испытывала не только радость, но и удивление. Ей до сих пор не верилось…
— Мне до сих пор не верится, что это все происходит с тобой, — призналась она. — Я слышала, что ты многого добилась в жизни. Но не подозревала, что ты стала настоящей красавицей. Я даже не сразу тебя узнала, когда увидела.
— Да, когда мы виделись в последний раз, я выглядела немного иначе, — рассмеялась Одри.
Если честно, она выглядела совсем иначе. И ощущала себя по-другому. Гадкий утенок, озлобленный, зажатый, одинокий и никем не любимый. Какое счастье, что все это позади…
— Нет, ну при чем здесь наш сын? — Огюст Фермэ недовольно поджал губы, глядя на телефонный аппарат как на злейшего врага. — Почему Жюльен должен этим заниматься? Заметь, она не просит — она требует помощи! Обе старухи всегда отличались вздорным нравом, а теперь эта Ведженс совсем из ума выжила.
— Ее можно понять, дорогой. — Сандрин, откликаясь на реплику мужа, повела великолепными плечами, слегка прикрытыми от солнца шелковой косынкой. — Берта немолода, ей трудно воспитывать ребенка в одиночку. Тем более — абсолютно чужого ребенка. Когда была жива Хелен Дюшансе, они заботились об Одри вдвоем. Но и тогда они все время жаловались Жюльену на то, как им трудно с ней справиться.
— Жюльен считает, это оттого, что они не любят детей, — возразил мсье Фермэ. — Ее покойный дядя Поль в Одри души не чаял, и у него с ней не было никаких проблем. Собственно, это была его инициатива — после смерти сестры взять Одри на воспитание. Бедная девочка. По-моему, над семейством Дюшансе довлеет рок. Сначала она потеряла мать, потом любимого дядю. Теперь вот скончалась тетка, которая хоть и бранила ее, но все-таки заботилась о ней, как умела.
