– Мне подождать с тобой? – спросила Лейк.
Она развалилась на обитом кожей сиденье, явно не имея намерения вылезать из машины.
Ана посмотрела на матерей и организаторов, стоявших в стороне, а потом – снова на девушек. Похоже было, что они все знакомы между собой, в чем не было ничего удивительного. Почти все Чистые невесты предпочитали проводить церемонию обручения в ратуше собственной Общины.
– Я вполне обойдусь, – ответила она.
Ник обошел машину спереди и, открыв заднюю дверь, подал Ане руку. Она оперлась на нее, а другой рукой вытащила центральную шпильку, закреплявшую ее пучок. Шелковистые прямые волосы упали на плечи.
– Их можно было сразу оставить распущенными, – проворчала Лейк.
– Извини, – отозвалась Ана, вынимая остальные шпильки.
Пусть Лейк и потратила целый час на то, чтобы соорудить эту сложную прическу, Ана мгновенно почувствовала себя лучше. Хотя внимание на нее обращали совершенно не по тем причинам, какие могли ее радовать, она нисколько не желала бы стать незаметной. Набросив на плечи шаль, она вышла на тротуар. Сквозь тонкие облака просвечивало солнце, но было холодно. Она подумала о раненой девочке. Ближайшей больницей будет Уиттингтонская в Хэмпстеде: до нее от пруда было всего десять минут. Вот только девочку не пропустят через КПП Хэмпстеда. Ей придется идти в обход, а это – лишние сорок или пятьдесят минут.
– Ник, – обратилась она к отцовскому шоферу, уже вернувшемуся на водительское место, – ты не мог бы вернуться и поискать ту девочку?
– Только если ты пообещаешь больше не выкидывать таких фокусов.
– Обещаю.
Ник выгнул бровь, притворяясь, будто решает, можно ли ей поверить. Весь последний год он возил Ану на уроки игры на фортепьяно в Королевской академии музыки, которая находилась в самом центре Лондона. Семь месяцев назад, после таинственного исчезновения лучшей подруги Аны, Тэмсин, она приобрела привычку забирать часть денег из нелегальных отцовских запасов наличности и отдавать их девочкам-подросткам, вид у которых был такой, будто они голодают уже много недель. Ник успел привыкнуть к ее странным просьбам.
Улыбнувшись ей, он взялся за руль.
– Удачи, – сказал он, – увидимся вечером. Твой отец попросил, чтобы я забрал тебя от концертного зала после празднования.
Ана, прощаясь, помахала ему. Болтавшие у нее за спиной девушки напряглись и смолкли. Дама в коричневом костюме открыла кованые узорчатые ворота и жестом пригласила заходить. Матери на прощание поцеловали дочерей. Организаторы церемоний в последний раз поправили подопечным прически и наложили на губы девушек помаду-блеск. Ана первой прошла по вымощенной камнем дорожке к старинному особняку. Надо полагать, что старший регистратор что-то сказала бы в случае отсутствия одного из участников церемонии с мужской стороны. Хотя эта женщина толком и не взглянула на девушек, так что не заметила бы, если бы счет не сошелся. Девушки, идущие впереди, приостановились у парадной двери, выкрашенной в черный цвет, поджидая остальных участниц церемонии. Ана сосредоточилась на собственных вдохах и выдохах: казалось, она разучилась дышать.
– Теперь мы пройдем в музыкальный салон, – объявила регистратор, когда последние две девушки приковыляли к ним на слишком высоких каблуках.
«Вдохни, согни ногу в колене, подними стопу, согни другую ногу». Слава богу, хотя бы сердце у нее продолжало биться самостоятельно – пусть и чересчур быстро.
Ана прошла за регистратором в холл, а затем – в первую дверь налево. Музыкальный салон находился в передней части здания. При ярком дневном свете деревянные панели обшивки сияли медовыми тонами. Молодые мужчины стояли в двенадцати шагах от двери лицом к ней. Два ряда по три человека. Шесть пар обтянутых темными пиджаками плеч. Семь девушек.
Ана споткнулась. Рядом кружились пастельные платья: девушки проплывали по паркетному полу к своим партнерам. «Боль в груди, головокружение и одышка – это признаки панического состояния, – напомнила она себе. – Ты не имеешь права на острый приступ паники». Она поджала пальцы ног, с силой надавив ими на подошвы своих туфелек на низком каблучке.
